Как быстро умел он переходить от горестных мыслей к веселым и радостным! Давно ли казался мрачнее тучи и вот уже снова весело смотрит, понукает Чубарого, любуется бором, шумно вдыхает смолистый, пахнущий земляникой воздух. Может, это от того, что сама природа вокруг такая свежая, чистая, что грустные мысли не могут долго владеть человеком?
А мне вот не до природы и ее красоты. От ржаного хлеба с луком и салом, а может, от тряски, у меня такая изжога началась, что просто сил не было терпеть. Но куда денешься? Бабушки с ее лекарствами рядом нет… Часа два я промучился. А потом все пришло в норму. Видимо, хлеб переварился и в желудке опять стало пусто, как в продуктовой торбе Ильи Ивановича, которую он тщательно вытряхнул после второй трапезы. Есть нам теперь было нечего, а аппетит у меня уже начал разыгрываться.
— Скоро к Оке-матушке выедем! — возвестил Илья Муромец. — А оттудова до Ратиборова капища рукой подать.
Минут через пятнадцать слева от дороги лес посветлел. Илья Иванович свернул на тропинку. Через несколько шагов мы были у обрыва. Спешившись, я осторожно заглянул вниз и увидел медленно кружившую воду под почти отвесным крутояром. А вокруг был невообразимый простор. Хотелось броситься в воздух, раскрыть руки как крылья и лететь, лететь, лететь… На другом берегу широкой и неспешной реки, за песчаными ее косами раскинулись заливные луга с блюдечками озер и серпами стариц, окаймленных кустарником. На лугах паслись стада каких-то животных. А еще дальше, у самого горизонта, виднелась темная, зубчатая полоска леса.
Ниже по течению река, повернув, уходила к тому далекому лесу, а наш обрывистый берег постепенно понижался, переходя в луга. Противоположный берег, наоборот, становился крутым и высоким. Вокруг не было видно ни домика, ни дымка. Только простор, ласковый теплый ветер да небесная синь.
— Что, глянется? — поглядел на меня Илья Муромец, улыбнувшись. — Вот она, земля наша, какая!
— Красиво! — искренне восхитился я, на минуту позабыв свои горести. — А что это за животные пасутся на том берегу?
— Зубры.
Над самой водой стремительно пролетали стайки острокрылых куличков, в воздухе суматошно носились потревоженные нами ласточки-береговушки. По песчаной отмели на том берегу важно расхаживали какие-то длинноногие птицы, наверное журавли или цапли.
— Каждый раз, когда из Мурома или в Муром по этой дороге еду, — тихо сказал Илья Иванович, — обязательно сюда сворачиваю. Постоишь, полюбуешься вдосталь на такое раздольице и опять будто молодым станешь… Краше нашей Родины ничего нет!