Четыре дня с Ильей Муромцем (Орешкин) - страница 42
— Эй, Кузьма, чего гостей не встречаешь?
Стук молотка прекратился, и из широкого проема в стене кузницы показался худощавый, но мускулистый, голый до пояса человек в кожаном фартуке. Тронутые сединой волосы были схвачены узеньким ремешком через лоб. Я догадался, что это и есть знаменитый кузнец, к которому мы ехали. Кузнец и Илья Иванович обнялись.
— Вот и опять свиделись! — гудел Муромец басом. — А ты, говорят, от хвори какой-то едва не помер?
— Я-то жив, а вот Даны моей не стало. Вдвоем теперь с дочкой хозяйствуем, — ответил кузнец, надевая рубашку.
Кузнец
Подворье кузнеца Кузьмы стояло на пологом спуске к реке. Кроме бревенчатого жилья и маленького огорода с грядками и тремя яблонями, здесь были хлев, кузница и низенькая банька, приткнувшаяся к плетню у самой реки. Илья Иванович, Кузьма, а вслед за ними и я, ведя за уздечки коней, вернулись проулком на главную улицу, обогнули дом и остановились перед тесовыми низенькими воротами. Это были, как успел я понять, не пиленые, а именно тесанные топором доски, не слишком ровные, но зато прибитые крупными гвоздями с коваными, большими шляпками.
Хозяин широко распахнул ворота, и мы вошли на небольшой, чисто подметенный двор. С левой стороны его было жилище, справа — сарай с навесом, а прямо перед нами чернели низкие открытые двери хлева для коровы и лошади. Под навесом стояла одноосная телега с поднятыми вверх оглоблями, на деревянных подкладках лежали перевернутые вверх полозьями сани.
Все это я рассмотрел, пока расседлывал Орлика и Чубарого. Не зная, куда положить седла, я оглянулся. Позади, на самой середине двора, стояла девчонка в белом длинном платье-рубашке. Она, видимо, стояла здесь уже давно, наблюдала, как я расседлывал лошадей, а потому молча показала рукой на деревянные колышки, вбитые в стену под навесом. Я понял, что сбрую можно повесить на них. Но куда положить седла? И опять девчонка, мотнув двумя светлыми косичками, показала мне на опрокинутые сани. Я кинул на них тяжелое седло Чубарого и нагнулся, чтобы поднять седло Орлика. А когда повернулся к саням, первое седло лежало уже не кое-как брошенным мною, а повернутым войлочными потниками вверх, чтобы они лучше могли просохнуть. И когда только эта девчонка успела его поправить?
— Ты княжич? — спросила она, склонив голову набок и рисуя большим пальцем ноги полукруг на утрамбованной земле дворика. Носик у девчонки был прямой, тоненький и без веснушек, которые я терпеть не могу. И вообще она была ничего. Даже очень ничего. Она, пожалуй, смотрелась бы и в нашем веке.