Между тем время шло. Сидеть, как попугай на жердочке, мне стало уже невтерпеж, а проклятая медвежья семейка не уходила. Я решил размяться и полез наверх, чтобы заодно осмотреть окрестности и сориентироваться. Но много ли увидишь в лесу с низкорослой яблони? Одна только непролазная чащоба вокруг. Зато медвежонок, увидев, что «страшный двуногий зверь» спрятался в листве, а значит, действительно испугался, быстренько спустился, и мамаша, ворча и оглядываясь, повела его прочь с поляны.
Выждав минут пятнадцать, я тоже спустился с дерева и тихонько, почти крадучись, пересек поляну и двинулся, как мне казалось, в прежнем направлении. В лесу очень важно идти по прямой. Тогда рано или поздно обязательно попадешь на дорогу или тропинку. Я ругал себя, что с самого начала плохо следил за направлением. Но кто же мог подумать, что заповедник окажется таким большим и совершенно запущенным? Теперь даже назад, к вертолету, я не смог бы вернуться. Куда идти? Как отсюда выбраться? Побоявшись медведицы, которая бродила где-то неподалеку, я не стал звать на помощь.
Время приближалось к двенадцати, в этом сумрачном страшном лесу трава и мох все еще были влажными от росы потому, что солнце почти не проникало под деревья. Брюки мои вымокли до колен, рубашка порвалась, весь я был в паутине, хвоинках и прочей лесной дряни, которая непрестанно сыпалась за ворот и липла к лицу. Я изо всех сил рвался из чащобы, а она словно нарочно не выпускала меня, цепляясь за одежду и волосы.
Наконец, почти через два часа, как я оставил на поляне свой «Зетик», мне повстречалась дорога. Но она была какая-то странная: шириной не больше двух метров и ни одного следа от резиновых шин! Даже от мотоцикла или велосипеда! Ездили тут только на лошадях. Между колеями тележных колес шла узенькая тропинка со следами от подков. На высоте нескольких метров кроны деревьев смыкались, и дорога шла как бы в зеленом туннеле. Странная дорога. Но я рад был и такой. Ведь куда-нибудь она все же должна меня вывести, может быть к конторе заповедника или на кордон лесника. Во всяком случае, я теперь хоть плутать не буду по этим Берендеевым чащам.
Но что стало с моим супермодным костюмом! Сшитые из настоящей, самой лучшей пестрядины типа «Славянка», брюки превратились в изжеванные узкие трубочки. Моя гордость — красные, из мягкой кожи сапожки «боярки», с короткими голенищами и острыми носками, размокли и потеряли форму. О белой рубашке из льна и говорить нечего: вся она была выпачкана зеленью листьев и раздавленными гусеницами.
Бр-р-р! Ну и видок же у меня! Прямо чучело огородное. И это я, интеллигент третьего поколения, первый в школе эстет Вольдемар Полосухин! Хорошо, что сейчас меня не видят ребята. Наверно, в обморок бы попадали.