Нас выписали из больницы через три с половиной недели. Нас - меня и моего сына, Яна Ивановича. Врачи страховались, паниковали и держали меня до последнего под наблюдением. Не дай бог, швы снова разойдутся. Нянечка и санитарки ругались в голос, когда натыкались в коридорах на меня, несущуюся со всех ног то вниз, к мужу, то наверх, к проснувшемуся сыну. Добавьте к этому ежедневный марафон "покорми сынулю", когда каждые два-три часа, невзирая на время суток, я вставала, меняла памперсы и пеленки, прикладывала недовольно бухтящего малыша к груди и застывала так до тех пор, пока он не насытится и не уснет. Через неделю мне под строгим присмотром позволили принять душ, все это время через день таскали на осмотры к врачу, раз в неделю - на УЗИ, проверяя, не трещат ли швы от моей чрезмерной активности. Так что день выписки по праву стал для медперсонала настоящим праздником - еще бы, самые дотошные и энергичные пациенты, наконец, покидают стены их гостеприимного заведения.
Ванька встречал нас в зале на первом этаже - взъерошенный, с лихорадочно блестящими глазами, румяный, радостный и в то же время нервный до дрожи. Не передать словами тот мистический восторг, которым он весь словно светился, когда медсестричка вручила ему сладко сопящий сверток, перевязанный синей лентой. Группа поддержки в лице наших с ним родителей (как же они могут пропустить выписку единственного внука? Специально прилетели!) и ребят из театра торжественно и молчаливо наблюдала за сценой первого знакомства отца и сына, исподтишка подмигивая мне и грозя увесистыми подарочными коробками, пакетами и пухлыми букетами всех цветов и размеров.
Детеныш, наконец, почуял, что вокруг происходит нечто интересное, распахнул сонные глазенки, покосился на глупо улыбающегося отца и басовито заревел, требуя вернуть его в знакомые материнские руки. Народ ликующе завозился, тут же появилась переноска, медсестричка выдала бережно хранимую бутылочку со сцеженным молоком - и под сочное довольное детское чмоканье мы гурьбой вывалились в теплое сентябрьское утро.
- Вань, на тебя похож! Такой же бутуз и недотрога! - смеялся рядом с моим ошалевшим от счастья мужем Рик, прижимая к себе Юльку.
- Точно-точно! Я же говорил, от каждого родителя самое яркое качество возьмет! - подпевал сбоку Матвей, довольно щурясь. - Раз голос и характер от папки, то и от мамы самое лучше возьмет.
- И что же во мне самое лучше? - осведомилась я, с блаженством вдыхая ароматный, отдающий скошенной травой и прелыми листьями воздух. Свобода! Боже, наконец-то свобода! Никаких капельниц и осмотров, никаких скандалов с нянечками, живущими еще по советским стандартам, никаких одиноких ночей, когда не знаешь, за что схватиться и где взять силы на новый рывок...