Платили за этот титанический труд, в сущности, не так уж много. Но куда больше, чем в рядовой средней школе, где Настя проработала ровно год, изрядно попортив себе нервы, и откуда бежала, не вынеся затхлой атмосферы прокуренной учительской и безраздельно царящих в ней сплетен, интриг и вранья.
При безработном муже скромная по нынешним меркам Настина зарплата казалась солидной суммой, хотя ее все равно хватало в обрез. Так продолжалось уже второй год, и Настя изрядно вымоталась. Но ни словом, ни намеком не попрекнула мужа, который после ликвидации своего электронно-секретного ящика, где благополучно просидел многие годы, ежедневно ходил из угла в угол и перекладывал на столе бесконечные листы никому не нужных электронных схем.
Разумеется, он искал работу. И даже несколько раз почти нашел, но… Всякий раз намечавшееся было дело в последний момент расстраивалось. То потому, что специалисту такого класса, как он, негоже выполнять столь примитивную работу. То потому, что обещают мало, а требуют много. То по совершенно банальной причине, имя которой — возраст.
Угнетенный всем этим «исключительным кошмаром», муж стал нервен, раздражителен, временами даже груб. Ему и в голову не приходило, что Настя испытывала те же трудности, когда решила сменить место работы и профессию. Она ходила на компьютерные курсы, целыми днями звонила по объявлениям о трудоустройстве, моталась ежедневно из конца в конец Москвы, — пока, наконец, не нашла торговую фирму «Кларисса», куда ее и приняли, совместив за одну зарплату должности секретаря и переводчика.
Любила ли она своего мужа? Когда-то несомненно, любила. Той странной любовью, какую подчас испытывает мечтающая о прекрасном принце школьница к молодому и симпатичному учителю. И хотя принцем Константин Сергеевич явно не был, симпатичным человеком его признавали открыто даже недруги. Друзья же ценили его за ум — «совершенно исключительный», разумеется.
А досужие сплетни о наличии у него, гм, столь же одаренных подруг бальзаковского возраста, Настю не тревожили — мало ли что наговорят люди? Тем более, что муж не уставал клясться ей в неувядающей супружеской любви и рыцарской верности.
Покоренная комплексом этих неоспоримых достоинств, Настя безропотно подчинялась мужу и доверяла ему во всем. Единственное, в чем она с самого начала наотрез отказалась ему уступить, была перемена фамилии. И вовсе не потому, что Насте не нравилась его — Квашнин. Для нее сохранение девичьей фамилии было как бы верностью памяти предков, которых Настя, благодаря матери, знала, по меньшей мере, до седьмого колена, и которыми по праву гордились.