Ты мой или ничей (Брок) - страница 4

Похоронная церемония почти завершилась. Священник призвал скорбящих присоединиться к последней молитве. Потом на крышку возложили цветы, и посыпались первые комья земли, ударявшиеся о полированное дерево с глухим стуком, от которого Калисту пробрала дрожь.

– Холодно? – Она ощутила крепкую хватку на своем локте. – Или так сильно расчувствовалась?

Он говорил на безупречном английском, хотя Калиста вполне неплохо понимала по-гречески. Лукас развернул ее к себе, держа так цепко, что вырваться не было никакой возможности, и угрожающе навис над ней, глядя сверху вниз.

– Лукас, пожалуйста… – Калиста заставила себя выдержать его жгучий взгляд, от которого ноги ее стали словно ватными.

Его непослушные темные кудри сменила короткая стрижка, из-за которой правильные черты его лица смотрелись более жесткими, линия скул, оттененная аккуратной щетиной, – более резкой. Но его глаза не изменились – темные, почти черные, завораживающие своей страстной выразительностью.

– Я приехала, чтобы похоронить папу, а не выслушивать твои оскорбления.

– О, поверь мне, любовь моя, что в плане оскорблений я даже не знаю, с чего начать. Настолько отвратителен был твой папаша.

Калиста судорожно сглотнула. Да, ее отца, конечно, не назовешь невинной овечкой. У него был весьма тяжелый характер, он здорово третировал ее маму, а некоторые его пристрастия окончательно и бесповоротно нарушили ее и без того хрупкое душевное равновесие. Откровенно говоря, именно он стал причиной ее передозировки. И тем не менее он был ее отцом.

– Буду благодарна, если ты перестанешь говорить о моем папе в таком тоне. И вряд ли ты вправе судить кого бы то ни было.

– Да неужели? – Темные брови поползли вверх в притворном удивлении. – И почему же?

– Ты сам прекрасно знаешь почему.

– О да. Ужасное преступление, в котором меня обвинили. Вот как раз об этом я и хотел поговорить с тобой.

– А я совсем не хочу говорить с тобой – об этом или о чем-то другом.

«Особенно о чем-то другом».

Холодная дрожь ужаса пробежала по ее позвоночнику при мысли о том, что может сделать Лукас, узнав об их дочери.

Вообще-то Калиста не собиралась скрывать рождение Эффи от Лукаса – по крайней мере, сначала. О своей беременности она узнала, будучи уже на пятом месяце, довольно долго считала, что виной тошноты, усталости и отсутствия месячных является стресс. Потому что ведь нельзя же забеременеть от первого и единственного в жизни секса, правда?

Разумеется, столь сильный стресс, который испытала Калиста, прежде чем узнала, что беременна, пошатнул бы здоровье человека куда более сильного, чем она. Внезапная смерть Ставроса, делового партнера и ближайшего друга ее отца, а потом ужасный скандал вокруг их компании, из-за которого бизнесу пришел конец. И в довершение всего – открытие, что Лукас причастен к контрабанде.