— Милорды, — поприветствовал он пятерых мужчин, в холодном молчании глядящих на него. — У вас ко мне какое-то дело?
— Как ты смеешь, — проговорил один из дворян размеренным, почти певучим голосом, — как смеешь в день похорон нашего славного короля сидеть с простолюдинами, хуже того — с грязной кровью, и пить с ними их грязное пойло, нарушая священный Пост?
Брайс мгновенно протрезвел. И расцвел. Он понял, что будет драка, еще когда только заприметил этих пятерых — они сидели в углу тихо и ничего не ели, у них было горе, и чужое легкомыслие в такой день они сочли за личное оскорбление.
«Умер мой отец, но горе у них. Кто я после этого?», — подумал Брайс, но не позволил и этой мысли увести его слишком далеко. Он имел право ответить этим людям, куда большее право, чем они могли помыслить.
И он им ответил.
— Да, милорды, король умер. Но теперь у нас новый король. Его имя Яннем. Впервые за тысячу лет на трон Митрила взойдет человек, не владеющий магией. И не значит ли это, что старый мир сегодня рухнул, милорды? Не значит ли, что с этого дня многое может измениться? В том числе вековые законы и предрассудки. А за это, я считаю, стоит выпить!
Его слова произвели эффект разорвавшегося фаербола. Все в таверне — а Брайс нарочно сказал так, чтобы его голос донесся в каждый угол, — замерли, ошеломленные услышанным. И верно: весть о том, что Совет признал Яннема монархом, еще не успела распространиться. Ее принес Брайс. Он лично сообщил всем о своем проигрыше и позоре.
«Ну же. Вперед, дайте мне повод!», — мысленно крикнул он, мечтая только о том, чтобы сорваться и дать выход скопившейся ярости.
Боги, Светлые или Темные, услышали его мольбу.
— Если так, то это к добру, — тяжело роняя слова, сказал дворянин. — Потому что уж лучше пусть нами правит король, неспособный к магии, чем эльфийский ублюдок-полукровка, который, глядишь, напустил бы в Митрил вот такой вот швали!
И он обвиняюще ткнул пальцем в притихших гномов.
Брайс улыбнулся. Те, кто видел эту улыбку, запомнили ее — и долго вспоминали потом, когда ком покатился. Но пока это был не ком, а лишь первый, мелкий камешек в нем. Пылинка, рождающая бурю.
Брайс вскинул руки, сплел аркан и выстрелил в дворянина магией.
Рука, обвиняюще выпрямленная в сторону гномов, хрустнула и переломилась, как сухая ветка.
Дворянин пронзительно вскрикнул и отшатнулся. Он не ждал нападения, тем более магического: применение магии в пьяных драках запрещалось и каралось строже, чем драки с использованием оружия. Мастеровые тут же вскочили со скамей и хлынули в стороны, кто-то прижался к стенам, кто-то и вовсе выбежал на улицу, призывая стражу. Дворянин со сломанной рукой выпрямился и посмотрел на Брайса. В его глазах боль и ненависть мешались с недоверием.