* * *
В Управлении Рязано-Уральской железной дороги, куда Осип Григорьевич пришел в последний день весны, охарактеризовать багажного кондуктора Илью Алексеева Бочарова затруднились – в связи с непродолжительным сроком службы. На место он поступил только месяц назад. Командировка у него была плановая. Об особо ценном грузе руководству дороги сообщили в день отправки, а Бочаров о нем узнал, только когда вагон принимал. Вообще-то отправка денег в простом багажном вагоне в последнее время не редкость, почтовых-то не хватает. Но таких значительных сумм никогда не перевозили.
Тараканов полистал тощее личное дело кондуктора. Оказалось, что московский мещанин Бочаров – питомец воспитательного дома, следовательно, круглый сирота.
– Мы его и похоронили за свой счет, – сказал помощник делопроизводителя.
– А его личные вещи где хранятся?
– Вещей-то никаких и не было. Шинель казенная, две пары белья, штиблеты, пиджак, штаны в полоску, пара сорочек – вот и все. Здесь все лежит.
– Ну а бумаги какие-нибудь, письма там, карточки?
– Паспорт мы в отдел записи браков и рождений сдали. Письма были, целая пачка. И карточка была. Но я их отдал.
– Кому?
– Барышня приходила. Та, чья карточка. Сказала, что это были ее письма. Еще у него деньги были, немного, что-то около трехсот рублей. Да и от дороги ему кое-что причиталось. Но денег я барышне не отдал – не жена она Бочарову.
– А что за барышня, как зовут, где живет, не знаете?
– Она не говорила, а я и не спрашивал. Сверил физиономию с карточкой, да и отдал. Портрет и письма ценным имуществом не являются.
Тараканов осмотрел вещи покойного и пошел осматривать его жилище.
Жил Бочаров на казенной квартире, занимал комнату вместе с неким Денисом Стрельцовым – младшим пассажирским кондуктором. Дениса субинспектор застал дома – тот отсыпался после двухдневной поездки и поэтому визиту милиционера не обрадовался.
– Ильюху мне жаль, мужик был справный. А я даже на похороны не смог прийти – в поездке был.
– А были ли у него друзья, не знаете?
– Не знаю. Если честно, мы с ним знакомы-то были мало. Он здесь всего с месяц как появился. А работа-то у нас, сами знаете, какая – то я в поездке, то он. Почитай, и не видались. И выпить вместе только один раз успели. Двадцатого, когда жалованье получили. Вспомнил! Барышня у него была, зазноба.
– Кто такая?
– Видать-то я ее ни разу не видал, Ильюха рассказывал. Нам двадцатого, как это обычно бывает, не хватило. Он мне и предложил съездить на Солянку, там, мол, найдем водочки. Я поначалу отказывался – видное ли это дело с Зацепа на Солянку за вином тащиться, чай, и здесь найти можно. А он говорит – здесь «катю» за разведенный спирт отдавать, а там – настоящей казенки бесплатно получим. У меня там, говорит, тестюшка будущий торговлю держит, он нас угостить не откажется. Поехали. Пока добрались, хмель почти сошел, трамваи, сами знаете, как нонче ходют. Зашли там в кухмистерскую, Ильюха велел мне подождать, а сам за буфет нырк. Вернулся быстро, полу пинджака отвернул, а там – бутылка. Ну мы ее, родимую, в парке у Воспитательного дома из горлышка и уговорили. Пока домой шли, Ильюха мне про любовь свою и рассказал. Девку он эту давно заприметил и даже сватался, да батюшка ейный отказал – мол, не отдаст дочку за гольтепу. Но в последнее время вроде подобрел. А что, место у Ильюхи хорошее было, хлебное. Имя у барышни его красивое – Аксинья.