Они знали.
А Ори нет. Стоя к ней спиной, я все равно чувствовала, что у нее в голове вертится куча вопросов.
Сантосуссо сообщил дату моего освобождения. Это случится в сентябре, как и обещали. Никто из девочек не проронил ни слова.
– Готовься! – Сантосуссо махнул рукой на зеленые стены, на двери с решетками, прикрученные к полу столы, неподъемные стулья. – Скоро все это останется позади.
Я не могу поверить.
Сантосуссо ушел, ко мне потянулись остальные. Поздравляли, желали удачи. Велели писать письма, хотя прекрасно знали, что писать я не буду. Просили передать весточку друзьям. Съесть сочный бургер в ближайшей забегаловке, думая о них.
Ори молчала, пока все они не ушли.
– Значит, тебя отпускают?
Мое плечо судорожно дернулось.
– Уже на следующей неделе?
– Через десять дней. Да, на следующей неделе.
Меня замутило, я чуть было не бросилась к унитазу, чтобы извергнуть сегодняшний обед.
– И давно ты об этом знаешь?
– Не очень. Я все собиралась тебе сказать…
– Ты это заслужила.
Как же она ошибалась.
– Все они ведут себя так странно, потому что завидуют. На самом деле они знают, что ты вообще ни за что тут оказалась.
Снова ошибка.
Я смотрела на ее изуродованные ступни. У всех танцовщиц такие, сказала она. Посмотреть бы на нее во время танца. Как ни странно, после ее слов я поверила, что все происходит наяву.
– Все будет хорошо, Эмбер, ты справишься. – Ори почувствовала мой страх. – На свободе все сложится хорошо. Вернешься в школу. Обнимешь сестру. Она по тебе скучала, вот увидишь. И обязательно встретишь хорошего парня. Спорим? Напишешь мне и расскажешь.
Нет, нет и нет, хотелось сказать мне. Нет по всем пунктам, особенно насчет парня. Какой там мне может быть парень?
– А как же ты?
– Что я? – Она села на нижнюю койку, скрестив ноги, и окружающая серость выделила ее глаза. – Мне никогда не выйти. До сорока пяти, ты же знаешь. Считай, что вся жизнь.
Я знала. Так постановил суд. Когда Ори достигнет совершеннолетия, ее переведут в женскую тюрьму строгого режима, самую ужасную тюрьму во всем штате. Ори состарится в тюрьме. За тридцать лет она изменится так, что я не узнаю ее при встрече.