Ори возвращалась после работы в огороде с плющом, который обещала Пичес в обмен на мою тележку. День за днем она проносила плющ мимо ничего не подозревающих охранников. Они не слышали шороха листьев, спрятанных под комбинезоном, не замечали выпавших на пол клейких лепестков ядовито-розового цвета. Она передавала их Пичес, а та змеей скользила по корпусу, останавливаясь в дверях камер. Те, кто покупал дурманящий товар, в обмен предлагали сладости из столовой или услуги (выполнить которые не успеют). В тюрьме немало возможностей произвести расчет.
Многие из нас искали способ уйти от реальности, особенно после той ночи, когда исчезли охранники, – а потом все вернулось на круги своя. Но я не собиралась примыкать к числу тех, кто одурманивал свой разум. Мне нужно было мыслить трезво.
Но воспоминания никуда не ушли. Они притаились за углом, поджидая.
Я видела, что туман застит взгляд многих девушек вокруг меня, чуяла сладковатый запах. Наркотики заставляли нас позабыть. Я все думала, если одна из нас устроит передоз – вспомним ли мы? И если вспомним, то что?
Ори расплатилась с Пичес за услугу, но та затаила зло. В середине недели всего за несколько дней до моего освобождения она ввинтилась передо мной в очередь в столовой и схватила верхний поднос, на котором стояла красная кружка. Я не могла отодвинуть ее. В тюрьме существует множество неписаных правил. Мы подчиняемся законам силы; тем из нас, кто не занимал верхнюю ступеньку в иерархии или однажды пытался занять, но потерпел неудачу, оставалось только смириться. Пичес с тем же успехом могла поставить мне ногу на грудь и вскинуть руку в победном жесте.
Я стояла за ней и ждала.
– Что такое? – обратилась она ко мне через плечо.
– Ничего, – выдохнула я.
Если я скажу что-то еще, даже попытаюсь пошутить, то рискую лишиться передних зубов. Я столько лет провела в тюрьме, но зубы сохранила.
– Что ничего? Ты ведь что-то хотела сказать?
– Что она сказала? – Нас накрыла тень Джоди, которая была на голову выше и меня, и Пичес.
– Ничего я не говорила.
Их поведение было совершенно ясным. Я получила свою бесценную тележку, да? Теперь счастлива, да? Значит надо выбить из меня дурь, потому что слишком довольных здесь быть не должно.
Я оставила пустой поднос на стойке, словно не хотела есть, и направилась к столу, за которым обычно сидела. Как только я приблизилась, все встали, как по команде, и отошли. За столом осталась сидеть только моя соседка по камере. В ее глазах светился вопрос. Она хотела поделиться едой, но я отвела ее руку.
Началось. Это месть.