В ее устах это звучало вовсе не комплиментом. Она назвала меня слабачкой, назвала трусихой.
Я шагнула к тележке, однако Джоди меня остановила. Чего они добиваются? Хотят сказать, что я не с ними? Что я чужая? Что мы не вместе против всего мира?
Тем временем Пичес сложила книжки и проверила колеса, одно из них не прокручивалось – тележка с самого начала была с браком, но Пичес об этом не знала. Она пнула его с досады.
– Слушай, Эмбер, ты ни при чем. Просто тут творится столько всего, ты не представляешь.
Почему же, очень хорошо представляю. Им невдомек, что я все время была наготове – присматривалась, прислушивалась, принюхивалась. Мне известно больше, чем кому-либо.
– Можно я возьму свою тележку?
Они молчали.
– Можно я возьму свою тележку?
– Книжки будет развозить Пичес, – пробубнила Джоди. – Так лучше. Она все разузнает и нам расскажет.
– Да, разузнаю и расскажу.
Джоди с усилием развернула тележку, Пичес тут же схватилась за ручку.
Снизу донесся отчаянный рев Кеннеди:
– Мне сказали, что книжки буду возить я!
Никто из нас и ухом не повел. По крайней мере, в этом мы были заодно.
В коридоре раздались шаги охранника. Мы бросились врассыпную. Пичес укатила мою тележку, Джоди метнулась в другую сторону – весьма шустро для такой громилы, и даже Кеннеди встала и поплелась вперед.
Я развернулась и пошла в другую сторону – не в библиотеку, не к Блитт на пост, не во второй корпус. Мне некуда идти. В камере сидит чужачка. Так что я пошла куда глаза глядят. Заставляла себя думать о Флориде. Сперва Кеннеди, а затем Джоди и Пичес отняли у меня все, что имело смысл, и теперь мне нигде нет места.
Проходя мимо лазарета, я услышала голос.
– Эмбер, Эмбер, где ты была? Куда ты? Иди сюда.
На койке возле двери лежала Дамур. У нее в ногах сидели несколько девочек. Дамур, с ног до головы замотанная в бинты, походила на мумию, но говорить у нее получалось, пусть очень хрипло. Из-под бинтов торчали волосы. Когда-то светлые, теперь они напоминали сажу.
Она махнула мне и продолжила:
– Все, что мы сделали, сделаем снова! – Дамур закрыла глаза и повела забинтованной рукой. – Все, что мы видели, увидим три раза. Двери открылись. Откроются еще. Мы побежим. Тебя, Эмбер, схватят три раза. Новая девочка станцует в своей комнате. И Натти пусть не ставит ей подножку. Скажите ей. И плющ, который в окнах. Вы говорите: «Нет, Дамур, не надо!». Три лета, три лета повторится то же самое. А на четвертое – все. И на пятое…
Дамур вещала, будто провидица, а мы слушали, открыв рты. Дикая чушь! Или нет? Три раза, сказала Дамур. Но я будто бы уже слышала, как она говорит об этом. Только бы никто не заметил моей растерянности.