Тут я вспомнила, что фьорд Кастельянос жаловался на одиночество и необходимость в родственной душе и что я хотела поговорить о нем с Лусией.
— Лусия, не знаешь, здесь, в госпитале, есть подходящие ему по возрасту фьорды или одинокие фьордины? А то он недавно сказал, что одному тоскливо. К нему, правда, фьордина захаживает из соседнего отделения, но они, наверное, общий язык найти не могут. А ему уже тридцать шесть! В таком возрасте у некоторых взрослые дети, а у фьорда Кастельяноса даже жены нет. А это неправильно.
Я закончила свою речь, но Лусия не отвечала, потому что безуспешно пыталась бороться с прорывавшимся смехом. Наконец смех окончательно прорвался, и она захихикала тоненько и очень обидно, с подвыванием и утиранием выступивших от смеха слез. Я не понимала, что ее так развеселило, и от этого стало немного неуютно.
— А ты сама что о нем думаешь? — спросила она, едва отсмеялась.
— Он хороший, — неуверенно ответила я. — Ко мне относится как к дочери, если бы она у него была. Шоколадки носит и приглашает ужинать в кафе. Но меня и здесь хорошо кормят, а пользоваться чужой добротой плохо, правда?
Почему-то мои слова вызвали у Лусии новый приступ смеха.
— Сходила бы ты с ним как-нибудь поужинать, — сказала она. — Если у человека так сильна потребность в детях, нужно ее удовлетворить.
— Тогда пусть женится и заводит.
— Так он и пытается в этом направлении продвинуться, но всякие непонятливые фьорды ему не дают, — загадочно ответила Лусия.
Я задумалась. Насколько я знаю, фьорд Кастельянос из нашего отделения почти не выходит, все время на работе. А к нему разве что та фьордина наведывалась. Но она же в разводе, почему Лусия о ней говорит «фьорда»? И в чем проявляется ее непонятливость? Она же явно не против завести с ним более близкие отношения? Или Лусия сейчас намекает, что та могла быть более сговорчивой в профессиональных вопросах?
— Заболталась я с тобой, — сказала Лусия, заставляя меня проглотить скопившиеся вопросы. — А у меня еще столько дел.
Тут я спохватилась: пора убирать в буфете отделения. А то меня приняли на такую ответственную работу, а я здесь болтаю, когда надо торопиться.
Я попрощалась с Лусией и помчалась на свое рабочее место. Но то ли она накрыла сегодня позже обычного, то ли пациенты не торопились есть, но обед был в самом разгаре. Вчера поступивший больной кушал с таким аппетитом, что сразу стало понятно — идет на поправку и скоро опять приступит к службе.
Я немного полюбовалась тем, как он аккуратно ест, не оставляя в тарелке ни крошечки, но тут пришел фьорд Кастельянос, который хмуро сказал: