Зять Дофу в критические дни реформации, запершись у себя дома, принялся штудировать учебник грамоты «Шестисложные изречения». Его уважение к моему двоюродному брату Фухаю в ту пору сильно возросло.
— Очень дальновидный парень этот Фухай! — сказал он однажды жене. Мне кажется, нам тоже надо что-то придумать!
— Как-нибудь перебьемся! Безвыходных положений не бывает! — Сестра произносила эту примечательную фразу всякий раз, когда сталкивалась с трудностями.
— Боюсь, что на сей раз нам не перебиться!
— Если у тебя что-то на уме, выкладывай! Ну, Дофу! — Сестре казалось, что имя мужа звучит очень красиво, а в устах жены — даже современно.
— Какой я Дофу? Я просто доуфу — бобовый сыр! — Он невесело усмехнулся. — Подумай, кого только нет сейчас среди нашего брата, знаменных: гончары, столяры, повара, наклейщики картин…
— А сам ты кем собираешься стать? — Сестра усмехнулась, а про себя подумала: «Чем бы ты ни занимался, я мешать тебе не стану. За кого вышла, того и бери какой он есть!»
— Идти в ученики мне, пожалуй, уже поздновато. Да и кому я нужен, переросток?.. Вот что я думаю: пожалуй, я стану продавать голубей. Самое подходящее для меня занятие! Голубиное дело — что любимый цветок: он нужен лишь тому, кто его любит! Так и голуби. Кто их любит, тот готов выложить хоть десять лянов серебра… Конечно, дело не слишком прибыльное, но все же один лян в месяц, может, и набежит, а этого нам хватит с тобой на несколько недель!
— Хорошо бы, если так!.. — В голосе сестры слышалась неуверенность.
Птиц для продажи Дофу отбирал не меньше двух дней, но наконец выбрал пару сизарей. Продавать голубей ему было жалко, а что делать? Если императорский двор проведет реформы, значит, и ему, Дофу, надо вовремя предпринять какие-то решительные шаги! Едва он появился на птичьем рынке, со всех сторон послышались крики знакомых:
— Господин Дофу! Господин Дофу!
Один сунул ему две голубиные свистульки, другой — пару черноголовых крапчатых фениксов, у которых, как потом оказалось, хохолки были приклеены канцелярским клеем. Рассказывать о своем промахе он дома не рискнул, но его решение продавать голубей незаметно пропало.
Волна реформ пронеслась и спала. Коса у Дофу из толстой и пышной превратилась в тонкий и плотный жгут, как у арсенальских солдат. Сурово сдвинув брови и грозно тараща глаза, он расхаживал по улицам, показывая своим видом, что с реформаторами расправился именно он, своими собственными руками. Его уважение к Фухаю сейчас заметно поубавилось. Он теперь считал, что молодой человек хочет кататься на двух лодках сразу. Если ему дают жалованье, он служит солдатом, если не дают — занимается работой по лаку. Нет, порядочный знаменный так поступать не должен! К тому же эта его связь с бандитами из секты Белого Лотоса! Дофу грызли сомнения…