Дядя уловил в голосе гостя волнение, но с расспросами не спешил. Его положение обязывало соблюдать невозмутимость. По званию он выше гостя на целый ранг, дольше его служил на чиновничьем поприще, а потому он несравненно опытнее. С видом знатока дядя некоторое время внимательно разглядывал птиц, даже сделал ряд одобрительных замечаний и только после неоднократных обращений гостя позволил приступить к серьезному разговору.
— Почтенный Чжэнчэнь! К вашему сведению, у меня тоже неспокойно на душе. Посудите сами, мне уже за пятьдесят, и силы у меня уже не те, что раньше. Вон взгляните: голова почти облысела, плечи ссутулились. Ну скажите, на что я теперь гожусь?.. А эти реформы загонят меня в гроб вот и все!
— Кхе-кхе!.. — Свекор легонько кашлянул, но как-то глухо и без обычной музыкальности. — Это вы верно сказали! Четвертовать их мало, этих самых реформаторов!.. Юньтин! Вот, скажем, я… С малых лет я привык жить по своему распорядку и хотя не гнался за звездами, не рвался за луною в небе, однако одеться, к примеру, всегда любил опрятно и чисто. Я привык, чтобы у меня на столе каждый день было нежное мясо барашка, мусюйжоу или жареные почки… А разве моих синегрудых пташек не нужно кормить? Непременно нужно!
— К тому же мы ничего особенного и не просим!..
— Вот именно! Что нам делать, если перестанут платить пособие? Выходи на улицу и торгуй!.. — Чжэнчэнь прикрыл ухо рукой и, подражая голосу уличного торговца, завопил: — Покупай редечку! Слаще груши! Горькую поменяем! Подлетай!.. — Глаза его наполнились слезами, голос дрогнул.
— Эх, Чжэнчэнь! Вы все же немного покрепче меня, а я ведь даже пустышкой-арахисом торговать не смогу. Не выйдет у меня!
— Послушайте меня, Юньтин! Вот, скажем, дадут каждому из нас по сто му земли и скажут: «Обрабатывай сам!» А сможем ли мы работать?
— Понятное дело, не сможем! Это уж точно! К примеру, я не умею даже ковырять мотыгой. Взмахну, глядишь, еще обрублю все пальцы на ноге!
Беседа приятелей длилась долго. Так и не разрешив своих сомнений, они отправились в питейное заведение «Величие неба», где заказали полтора цзиня желтого домашнего вина и несколько тарелок с закусками: отварное седлышко и жареный олений копчик. К ним сразу же пришло спокойствие и удовлетворение. Когда дело дошло до расчета, оказалось, что ни тот ни другой не захватил денег. Между ними начался спор о том, кому платить. Каждый хотел расплатиться непременно сам. Подобные перепалки продолжались у них полчаса и больше.
К тому времени, когда я увидел свет, споры о реформах как будто поутихли, так как нескольким реформаторам отрубили голову. Оба приятеля сразу успокоились, а их встречи в «Величии неба» обрели постоянство. Однако всякий раз, когда раздавался крик уличного торговца — продавца редьки или арахиса («Орехи — половиночки, даю больше обычного!» — орал торговец), им становилось как-то не по себе. Столько лет находиться на службе и проявить подобное малодушие! Такую невыдержанность!