— Мне колоться нечего. Я Буруна не трогал.
— Не трогал?
— Не трогал. Я только видел его труп.
— Ого! — Моня хлопнул Чукро по плечу. — Мужик запел. Значит, ты его не трогал, только видел его труп?
— Да.
— И где же ты видел его труп?
— В квартире номер двадцать дома номер восемь по Малому Тишинскому переулку.
— Так ты ж только что сказал, что никогда не был в Малом Тишинском переулке. И не знаешь никакого дома номер восемь.
— Я замастырился.
— Ах, ты замастырился. Значит, ты видел труп Буруна?
— Да, видел.
— Но сам ты его не трогал?
— Не трогал.
— Ну, голуба, ты даешь. Буруна ты не трогал, но его труп видел. Как такое возможно?
— Возможно. Когда я с корешем вошел в квартиру номер двадцать, мы нашли там Буруна, уже зажмуренного.
— Зажмуренного… Не просеку только, как вы смогли войти в квартиру номер двадцать. Туда ведь войти не так просто.
— Тебя что, интересует, как мы туда вошли? Или то, замочил я Буруна или нет?
Помолчав, Моня скривился:
— Ладно, вали дальше. Вы вошли туда, и что?
— Вошли и увидели в спальне зажмуренного Буруна. Который откинул богоны два-три часа назад.
— Откуда ты понял, что он откинул богоны два-три часа назад?
— Он еще не остыл.
— Я смотрю, ты специалист.
— Да, я специалист. Вот ты, Моня, ты вроде кое в чем секешь, я правильно понимаю?
Моня хохотнул:
— Ну, ну… Да, голуба, ты не ошибся, кое в чем я секу.
— Так вот скажи, мог Бурун доверять мне, да еще вместе с корешем? И подпустить к себе на выстрел?
Некоторое время Моня мрачно разглядывал его. Процедил:
— Понял, к чему ты клонишь. Это верно, Бурун тебя с дурой так близко не подпустил бы. Но вы с корешем вполне могли взять его на какой-то понт.
— На какой?
— Откуда я знаю, на какой? Тебе видней. По всему видно, ты мужик ушлый.
— Я никак не мог взять его на понт — там, на этой хазе. Взять его на понт мог только тот, кому Бурун доверял как себе. А таких людей, я знаю, было только двое.
— Да? И кто же эти двое?
— Ты и Гудок.
— Я и Гудок? — Моня вздохнул. — Может, ты хочешь сказать, Буруна замочил я? Гудка ведь к тому времени уже не было.
— Я ничего не хочу сказать. Но ясно, что Буруна замочил тот, кому он доверял.
— Ну ты заладил, козел… — Моня зевнул, прикрывая рот ладонью. — Знаешь, что-то ты мне надоел. Пацаны, врежьте-ка ему, а?
Чукро и Хан подошли к Молчанову. Переглянулись и начали бить.
Они били профессионально, в лицо и в корпус, нанося удары так, чтобы боль была ощутимей.
После первых ударов он почувствовал соленый вкус крови во рту. Затем, после еще нескольких ударов, когда, обессилев, пригнулся к коленям, увидел затуманенным взглядом кровь, густо стекающую из носа на брюки.