Выйдя из закутка, она медленно раскрыла свой зонтик. Осень неуклонно суровела, ей было плохо от этого дождя, который наглухо закрывает тела, препятствуя всякому удобству, закупоривает Париж нерастворимыми дорожными пробками и усложняет все. Шаги на лестнице «С» стали явственнее, она дошла до середины двора, но это оказался не он, а ошибившийся лестницей курьер из «FedEx», который вручил ей пакет, и это вдруг вернуло ее к рабочему дню, к ожидавшим ее делам и встречам, так что она повесила свою большую сумку на плечо, пересекла двор и вошла в вестибюль, не закрывая зонтик. Из-за скользкого пола ей не хватило опоры, чтобы потянуть на себя тяжелую входную дверь, но та внезапно распахнулась сама собой, и он появился перед ней, вернулся после пробежки. Увидев ее, он посторонился, уступая проход, предложил все с той же немного чрезмерной улыбкой залитую потоками воды улицу. А она смотрела на него, не выражая ни малейшего удивления, настолько ее ошеломило то, что он выходил бегать во время этого потопа, к тому же в одних шортах и ветровке, у которой даже не поднял капюшон, у него от этого все лицо было в каплях. Но этим его было не пронять, еще раз не пронять.
Она почти злилась на него за то, что он не страдает от этого дождя. В каком-то смысле он никак не мог ее понять, человек, который утром бросается с непокрытой головой под этот ливень, совершенно противоположен тому, чем была она сама со своим раскрытым зонтиком и скользкой обувью. Однако сейчас ей хотелось обнять его покрепче, чтобы взять хоть немного его силы, обнять, вот и все. Чтобы не выдать себя, Аврора снизошла до как можно более нейтрального «спасибо» и, прежде чем пройти мимо, приняла ледяной вид. И тут он произнес за ее спиной всего одно слово с возможной иронией: «Мужайтесь…»
Она обернулась, чтобы взглянуть, смотрит ли он, как она уходит, но он уже вошел в дом, и она подумала обо всех тех матчах, которые Ричард с детьми смотрел по телевизору, о мужчинах, которые дерутся за мяч под дождем, здоровенные голоногие дебилы, пихающие друг друга в грязи. А эта черная ветровка с радужным рисунком (она особо не присматривалась, но все-таки успела заметить изображение радуги), он шляется под дождем с голыми ногами, непокрытой головой и радугой на туловище! Она подумала, что этот тип словно освободился от всего – от дождя, от холода, от самого мира; что он, быть может, свободное существо или совершенный эгоист. Все вокруг нее шли в этой промозглой сырости, опустив голову, кутаясь в одежду, прячась под большими зонтами, а ему хватало только шортов и ветровки. Среди этого балета спешивших пешеходов, которые пересекались друг с другом по всем направлениям, у нее возник образ целой кучи лишних, загромождающих ее жизнь вещей – мелочности и угроз. И на их фоне образ этого мужчины завораживал ее, просто блистая своей ископаемой, природной, грубой насыщенностью.