— Вне тела? Ну, не знаю, — задумался он, — таких опытов, насколько мне известно, еще никто не проводил.
— Тогда считайте, что первый опыт уже есть и он прошел удачно.
— Значит, вот почему ты все помнишь? — Его глаза уважительно заблестели. — Ведь, по идее, ты сейчас вообще не должна ничего помнить из того, что творила этой ночью. Ты очень странная девушка…
— Не более, чем любая другая. — Я с трудом поднялась сначала на карачки, а потом и на ноги. — Ладно, доктор, у меня тут небольшие проблемы со здоровьем, — посмотрев на свое окровавленное тело, я с трудом улыбнулась. — Не могли бы вы как-нибудь помочь? Вы ведь врач.
— Да-да, конечно, — засуетился он, поднимаясь. — Идемте ко мне в операционную. Я смотрю, у вас два пулевых ранения и множество колотых, рваных и резаных.
— Идемте. А пока вы будете меня латать, я с удовольствием выслушаю ваш рассказ о том, что же здесь, в конце концов, творится.
— Кстати, — он вдруг замялся, — там… — он кивнул на дверь, — там никого не осталось?
— Только Стекольщик. Чудовище, в которое меня превратил Мамонтов, убило всех. Вы уж извините…
— Да что вы, я ведь все понимаю, — усмехнулся он. — Да и потом, этой банде негодяев давно было пора отравляться в ад, где ей и место. А где Стекольщик?
Мы подошли к двери с головой льва вместо ручки, я достала из-под ковра ключ и открыла. Мы вошли. Стекольщик уже пришел в себя, но с головой у него было явно не в порядке: он сидел на теле Виктора и тихонько смеялся, ковыряясь в носу изуродованной рукой, на которой остался только мизинец. В другой он держал то, что осталось от сердца Алексея. Нас он даже не заметил. Док, не обращая внимания на трупы охранников, подошел к нему, помахал ладонью перед глазами и, посмотрев на меня, удовлетворенно произнес:
— За что боролся, на то и напоролся, голубчик. Туда ему и дорога. Может, его усыпить, как думаешь?
— Нет, он мне еще нужен.
— Зачем?
— У меня еще есть пара незавершенных дел на сегодня. Так что вам придется поторопиться.
— С такими ранами?! — ужаснулся он. — Да я удивляюсь, как вы вообще на ногах держитесь, голубушка! Два месяца постельного режима и ни днем меньше!
— Разберемся, док. Идемте, у вас только час времени на все про все…
Закрыв Стекольщика, мы прошли в операционную. Правда, Пантера в поисках живых там все перевернула вверх дном, но док, которого, как выяснилось, звали Александр Николаевич Каширин, быстро привел все в порядок, уложил меня на стол, приготовил инструменты и начал исцелять мою порядком покалеченную плоть без всякого наркоза и анестезии, ибо я уже боялась всех этих уколов и препаратов, как чумы.