— Ну, так я слушаю, — напомнила я ему. — Вы обещали все рассказать.
— Эх, голубушка Мария, — вздохнул он, пытаясь ухватить кончиками пинцета застрявшую в моем плече пулю, — боюсь, чтобы все рассказать, понадобится беспрерывная двадцатичетырехчасовая операция на вашем теле.
— А вы конспективно.
— Ну что ж, попробую. В данный момент в России существует несколько подпольных синдикатов, которые специализируются на различного рода медицинских исследованиях, запрещенных всеми нормами международного права. Направления у всех разные, но цель одна: заграбастать побольше денег, не важно, какой ценой. Во всех цивилизованных странах за это давно бы упекли в каталажку или даже повесили, а у нас, в нашем бардаке, в этой мутной, будь она проклята, воде реформ, можно выловить любую рыбку. В том числе и эту. К тому же от советских времен осталась масса незавершенных, уникальных в своем роде исследований, на которые теперь нет денег. Их дорабатывают сейчас нелегально и продают за рубеж…
— Короче, док.
— Прости. В России сейчас самый дешевый рынок ученой рабсилы, если можно так выразиться. Многие светлые умы оказались на улице, сидят без работы и готовы на все, лишь бы прокормить свои семьи. Негодяи со всего мира этим пользуются. Находят здесь людей типа Стекольщика или того же Николенко, а те уже открывают фирмы, набирают персонал и обеспечивают бесперебойную работу, заставляя ученых пахать в своих частных лабораториях. Методы у них известные — уголовные. Деньги на исследования поступают из-за рубежа, суммы крутятся просто бешеные. Причем сами ученые зачастую понятия не имеют о том, на кого в действительности работают. Они находятся в совершенно зависимом положении от своих хозяев, их держат на поводке страха за жизнь родных или свою собственную. Кстати, я тоже один из таких бедолаг. Стекольщик — один из самых крутых и жестоких воротил этого бизнеса. Все синдикаты конкурируют между собой, воруют друг у друга идеи и ученых, не гнушаясь при этом ничем, вплоть до убийств и открытых нападений на лаборатории. Вот потому у них такая мощная система безопасности — друг друга боятся. Тебе не больно?
— Бывало и хуже. Откуда вам столько известно, док?
— Я ведь личный врач Стекольщика, не забывай. Он меня вообще за человека не считал, думал, что подчинил полностью, как собаку. Поэтому не стеснялся говорить в моем присутствии о своих делах. Допустим, я ставлю ему горчичники, а в это время к нему приходят посетители…
— А сбежать не пробовали?
— Сбежать? — Он горько усмехнулся. — Что толку бежать, если тогда погибнут самые близкие мне люди, ради которых я, собственно, и живу. Нонсенс. Я краем уха слышал, что на днях тут один уже попытался сбежать, прихватив с собой образец запрещенных препаратов. Но его поймали. Кстати, он из лаборатории Крутицкого.