Она закусила губы.
— Извини, я не должна была этого говорить, это оскорбительно.
Сознавая, что мы вступили на скользкую почву, я предпочел не отвечать на ее неловкость.
— И что же мы будем делать?
— Я абсолютно уверена, что хочу сохранить этого ребенка. Но не надо, чтобы ты принимал поспешное решение. Я хочу дать тебе время поразмышлять… о нас, об этом ребенке. Каким бы ни было твое решение, я приму его.
— Но о чем ты говоришь? Ты что, можешь себе представить, что я сделаю вид, будто это меня не касается? Что я мог бы не признать этого малыша?
— Мне не хотелось бы, чтобы ты действовал лишь из чувства долга или чтобы успокоить свою совесть. Наведи порядок в своей жизни, Дэвид, и, когда ты почувствуешь, что готов, мы с тобой снова поговорим.
К моему большому изумлению, она встала.
— Что ты делаешь? Мы еще не поужинали!
— Мне не стоило резервировать столик, это было глупо с моей стороны. Нет смысла целый час оставаться с глазу на глаз и делать вид — или, еще хуже, говорить такое, о чем потом пожалеем.
— И это ты упрекала меня, что я избегаю любых серьезных разговоров! Ты не можешь сейчас вот так взять и уйти.
— Ты знаешь, что я права.
— Может быть, как раз это и есть наша проблема: ты всегда права, и я всякий раз чувствую себя виноватым.
Она открыла рот, но передумала говорить, удовольствовавшись обычным «до скорого». Затем, одарив меня поцелуем в щеку, она пересекла зал ресторана.
* * *
В одну из старых картонных коробок, где были сложены вещи моей матери, я убрал все, что касалось моего расследования: фотографии, газетные статьи, досье из расследования ФБР, записи Хэтэуэя. Заклеив ее скотчем, я написал сверху черным фломастером: Элизабет. Должно быть, когда-то давно полицейские департамента Лос-Анджелеса сделали то же самое и оставили досье в полицейских архивах. Нераскрытое дело.
У меня было такое чувство, что я дошел до конца дороги, которая никуда меня не привела. Хуже того: я не видел, каким образом снова начать жить своей жизнью так, будто всего этого не было. Я снова подумал о своем нью-йоркском ужине с Кроуфордом, о поездке к Уоллесу Харрису в Беркшир, о первой встрече к Хэтэуэем: столько событий, давших мне видимость нового старта. Итог оказался плачевным: у меня не было ни малейшей идеи, что произойдет с Эбби в ближайшем будущем и — если уж быть до конца откровенным — мне так не хотелось об этом думать. Это расследование завело меня в тупик, и в профессиональном плане меня больше не существовало. «Никто тебя не знает, когда ты не у дел…»[92]
Я поставил коробку в угол своего кабинета, чтобы потом убрать ее в гараж. Более-менее навел порядок в комнате, заставив исчезнуть последние следы вторжения таинственного незнакомца. Под конец я снял с двери увеличенную фотографию.