— Нет, ты подожди пока здесь.
— Никто меня не жалеет. Никому я не нужна, — зарыдала вдруг Аспасия и опустилась на землю.
— Не плачь, Аспасия… Успокойся…
— Прочь от меня! У вас у всех не сердца, а камни! Бесчеловечные вы все! — Аспасия рыдая бросилась к шатру.
— Видал? Просится в княжеский дом! — злорадствуя, заметил Вата, провожая удалявшуюся Аспасию злым взглядом.
Вечером Натэла зашла в спальню Цотнэ, проведать как обычно сына перед сном, пожелать ему спокойной ночи, перекрестите и поцеловать. Наклонившись, она как бы случайно расстегнула верхние пуговицы на рубашке мальчика.
— Лучше спать с расстёгнутым воротом, — ласково сказала она, погладила сына по голове и вдруг спросила: — А куда ты дел крест, да снизойдёт на тебя его благодать?
— Крест?.. — растерялся Цотнэ. — Не знаю, кажется, где-то потерял… наверное, цепочка оборвалась.
Мать побледнела, но, промолчав, поцеловала сына и вышла из спальни.
Утром наставник Ивлиан взял Цотнэ в Чкондиди. Весь день они пробыли там. Отстояли обедню, причастились. На другой день осмотрели храм, а в полдень вернулись во дворец.
Под вечер забежал Вата.
— Как жалко, что тебя не было с нами! — восторженно сказал ему Цотнэ. — Какой, оказывается, замечательный храм в Чкондиди!
— Как же мне было ехать, если отец два дня гонялся за беглецами.
— За какими беглецами?
— Разве не знаешь? Цабо, прислужница госпожи, сбежала из дворца.
— Цабо?
— Да, служанка большой госпожи… Это не всё! Вместе с ней исчезли драгоценности госпожи.
— Неужели Цабо могла украсть? Не может быть!
— Как же не может быть, если в тот день во дворце никого из посторонних не было. Цабо убрала комнаты, заперла дверь. А теперь и сама она и драгоценности бесследно пропали.
— Куда она могла деться! Цабо сирота! У неё нет ни родителей, ни родственников, ни близких.
— В том-то и дело, что она сбежала с каким-то конюхом.
— С Отиа?
— Да, с конюхом Отиа. — Вата понизил голос. — Вчера мой отец схватил его и бросил в темницу. Сегодня отец его допрашивает. Хочешь, зайдём и тайком поглядим на допрос?
Цотнэ, кивнув головой, согласился.
Вата повёл княжича в свой дом. Они спустились по лестнице в нижний этаж, а потом и в подвал. Тут было полутемно и прохладно. Пройдя небольшой коридор, мальчики очутились над круглым залом. В подземелье. Горели свечи, на скамье сидел мужчина с расстёгнутым воротом.
— Это мой отец, — шепнул Вата.
Цотнэ пригляделся. Лицо широкоплечего мужчины горело от злобы, он взволнованно крутил усы. Глухим голосом он спросил у человека с засученными рукавами:
— Ну что, не признался?
— Отказывается, не признается.