Он залпом опрокинул рюмку.
— Спасибо за искренность… — задумчиво сказал Петраков.
Он помедлил, вздохнул и тоже выпил.
Чуприянов, похоже, уже опьянел. «Вся русская история до Петра Великого — сплошная панихида, а после Петра Великого — одно уголовное дело», — вспомнилось Петракову. Кто это сказал? Ведь кто-то же это сказал… между прочим…
— Поищите дурака, — завелся Чуприянов. — Среди нас, директоров, которых вы так ругали сегодня, не найдете!..
— Они — трудовой коллектив, — напомнил Петраков.
— Да срать я хотел! Раз трудовой, вот пусть и вкалывают! А с прибылью комбината мы как-нибудь сами разберемся. Опыт есть!
— Упрется Егорка, — настаивал Петраков. — Не отдаст!
— Не отдаст? — удивился Чуприянов. — Не отдаст, кобель подрясучий? Я ему такую жизнь организую, он у меня и Ачинске первый — обещаю! — повесится. Причем со счастливой улыбкой на вечно небритой роже, и для него это будет лучшее решение. Куда ему идти, город маленький, без комбината ему, да и всем нам, хана просто…
Чуприянов замолчал, уткнулся взглядом в пустую рюмку и вдруг набросился на Петракова:
— Вот вы, умные люди, академики, лауреаты… объясните мне, старому глиномесу: если в правительстве сейчас только вчерашние студенты, книжки любят, но не заводы, глинозем от глины не отличают, если варятся они только в своих кружках и семинарах, поэтому доменную печь от «буржуйки»… да им кто когда домны показывал? Или как сталь идет? Так вот объясните вы… вы, умные, «ум, честь и совесть»… Вы же совесть, да? Если наше государство вдруг сходит с ума, почему это у вас в Москве называется реформами? Если Россия не покупает глинозем сама у себя, если Россия не хочет (или не умеет?) распорядиться собственным богатством — что ж, пусть государство покупает свое же богатство не у себя, а у Чуприянова… — я только за!
«Клюква» давала знать о себе: глаза его засверкали.
— Если у вас там, в Москве, вдруг сдурели все — на здоровье! Я хотя б разбогатею, на курорты отправлюсь, на юных гондонок поглазею, можа, и у меня что тогда зашевелится… Но, уважаемый Николай Яковлевич… — Чуприянов взял рюмку, покрутил ее и вдруг кинул рюмку обратно на стол. — Если Гайдар хочет, чтобы я отцепился и не требовал бы у правительства бабки на новую технику, то я его сразу огорчу: буду! Буду требовать! Модернизировать комбинат из своего кармана я не стану, нашли дурака! Во-первых, никаких денег не хватит. Во-вторых, я, когда разбогатею, я жадный буду. Сволочью стану. Мне теперь можно быть сволочью, я капиталист! И буду я теперь такая сволочь, что Гайдар у меня слюной изойдет, у него от напряжения даже яйца псориазом покроются!