Вернемся-ка лучше к родной Российской теме.
«Страна, стоящая на идее»
Что это за идея, если на ней может собраться и устоять такая махина, как Россия?
Я думаю, любая. Если на ней сможет сохраняться великое государство.
А если нет?
«Если идея тускнеет, сразу поднимают голову окраины… Мгновенно! Окраины всегда недовольны. Они же окраины! И происходит распад государства».
Присоединяюсь к Андрею Караулову в этой его мысли. Евразийское многокультурье ищет центростремительную идею как точку, которая позволит ему удержаться.
А взлететь?
Это ж вечная мечта! Птицей! И фамилия нашего классика так крыльями и машет.
А потом-то что?
Вот что:
«Птица-тройка, воспетая Гоголем, так получила плетью по морде, что упала на колени и уткнулась в грязь. Все радовались перестройке, но никто, даже такой «коллекционер жизни», как Евгений Евтушенко, не мог объяснить, почему для того, чтобы выпустить из тюрем диссидентов, разрешить читать все, что хочется читать, и вернуть в Россию Ростроповича с супругой надо разрушить экономику, остановить заводы, получить безработицу и перестать сеять хлеб!»
Евтушенко трогать не будем: он хлеба не сеет, его хлеб — стихи. Стихами увековечивается происходящее. Когда имеет смысл.
А что напор «грязи» в наши чистые помыслы вечен — так это всегдашняя расплата за магнетическую притягательность России.
И это тоже наш хлеб?
Наш хлеб
«Жалко хлеб… Был рассчитан на три дня», — думают близкие Александра Исаевича, принимая московского гостя в Рязани.
Ну, понятно: без Солженицына в своей хронике Караулову, конечно же, не обойтись. Но этот сюжет не так прост, он потребует еще долгих размышлений. В какой мере ненависть к сталинскому режиму бросила у автора «Гулага» тень на Россию как таковую. И в какой мере ушла эта тень из работы «Как нам обустроить Россию», с бесспорностями, что обустраивать надо «снизу», от «почвы», с учетом местных, провинциальных уровней… Но Солженицын у Караулова еще колеблется, возвращаться ли ему в Россию или оставаться в американском изгнании. Хлеб на три дня — это Александр Твардовский, то описание встречи приобретает отчасти и символический смысл. А.Т. не выходит из-за стола, боится, что у него бутылку отнимут. Если заснет, то здесь же, уронив голову на свои огромные руки. Александр Исаевич аккуратно подсовывает ему под голову располовиненную буханку черного. Хотел было подушку положить, но А.Т. что-то почувствовал, рыкнул и отбросил подушку в сторону… Таки лег…
Жалко хлеб. Был рассчитан на три дня», — прикидывает жена ближайшие закупки.
«Тоска по России — адская». Ненависть Александра Исаевича ко всему советскому неистребима. Вот и выбор. Как между хлебом и водкой…