Знакомство состоялось. Аверьян Леонидович был собеседником терпеливым — качество, которое Фёдор неосознанно ставил превыше всего. Днём они бродили по полям, вечером неизменно появлялись на мужицких посиделках: Фёдор говорил, а Беневоленский помалкивал, строгая палочки перочинным ножом. Спросил, когда возвращались:
— Почему мужики никогда не задают вопросов, Фёдор Иванович?
— Вопросов? — Фёдор пожал плечами. — Вопросы возникают тогда, когда появляется своя точка зрения, Аверьян Леонидович. А для этого нужно время. И терпение.
— Возможно, возможно, — Беневоленский забросил палочку в кусты, чтобы завтра сделать новую: он строгал их постоянно. — Но возможно и иное: у них нет интереса к тому, о чём вы толкуете.
— Но они же слушают.
— А у них нет иного развлечения, только и всего. Предложите им что-либо другое, скажем лекцию о началах геометрии, — они будут слушать и это с теми же ухмылками. А вот если вы коснётесь, допустим, землепользования или налоговой системы…
— Извините, я не занимаюсь политикой.
— Занимаетесь, Фёдор Иванович, занимаетесь, только — в дозволенных пределах. Мы чрезвычайно любим толковать о политике от сих до сих, будто штудируем учебник.
Фёдор был слегка уязвлён, но счёл за благо перевести разговор. Расстались, уговорившись встретиться, но на другой день с утра зарядил дождь, и Фёдор пригласил Беневоленского к себе.
— Нас свёл случай, которому я чрезвычайно признателен, — напыщенно сказал он, представляя нового друга Варе и Маше.
Фёдор немного волновался по поводу этого знакомства и поэтому утратил вдруг живость и непосредственность. Ему казалось, что Варя будет недовольна, что Маша непременно скажет какую-либо бестактность, а сам Аверьян Леонидович обязательно растеряется, попав в чуждую его взглядам и воспитанию дворянскую гостиную, и сделается либо развязным, либо робким. Однако страхи его оказались напрасными: Беневоленский вошёл в их дом столь же спокойно, как вошёл бы в любой иной. Это был его принцип, его стиль, о чём Фёдор, естественно, не догадывался.
— Случай есть пересечение двух причинных рядов, — улыбнулся Аверьян Леонидович. — И одним из этих причинных рядов было моё огромное желание быть в числе ваших знакомых.
— Это правда или комплимент? — строго спросила Варя.
— Я всегда говорю правду. На худой конец — молчу.
— И часто вам приходится молчать?
— Увы, мир так несовершенен, Варвара Ивановна.
— И что же вы собираетесь предпринять для его усовершенствования?
— Вопрос настолько русский, что мне хочется расхохотаться. Ни в одной европейской стране он не прозвучит даже в шутку: там заботятся прежде всего о себе, потом о семье и никогда — о мире.