Наташа не нашлась с ответом, просто кивнула и вернулась в гостиную к сестре. Его страх передался ей. Раньше она без преувеличений могла сказать, что за мужем как за стеной. Сейчас стена рухнула. Нет, не совсем, но то, что осталось, было жалким и теперь не защитит даже от мальчишки с хворостинкой.
— Ну что, выгнал? — спросила Олеся, когда Наташа вошла в кухню.
— Сказал, сейчас поздно уже, спит она.
— Понятно, — сказала Олеся и взялась снова за посуду.
— Что? Что тебе понятно?
Олеся посмотрела на нее с каким-то сожалением, отставила кружку и, вздохнув, произнесла:
— Мне кажется, что он увидел то же, что и мы.
— Да, я подумала об этом. И, наверное, именно поэтому мне страшно как никогда.
— Ничего, сестренка, справимся…
— Мне страшно не только из-за Фариды, старика и снующих по моему дому людей. Мне страшно, что теперь у меня нет заступника, будто он в один миг взял и перешел на сторону врага. Предал меня.
Олеся молча обняла Наташу, и они так простояли до тех пор, пока в тишине не раздался легкий, но отчетливый стук.
— Кто это еще? — Наташа отстранилась и пошла к двери.
— Наташа? Может, Костю позвать? — прошепьала Олеся.
— А зачем? Если за дверью чужой, то, позвав Костю, мы дадим им преимущество.
Олеся пожала плечами и пошла за сестрой.
* * *
Он не понравился ей сразу. Но главное Олеся рассмотрела уже потом, когда они сидели на кухне.
— Я не должна была вас впускать, — произнесла Наташа, глядя на мужчину, — но раз вы здесь, то я готова выслушать вас, прежде чем позвонить в полицию.
— Да, именно за этим я здесь, — торопливо ответил мужчина, тут Олеся впервые увидела, что в нем было не так. Ворот рубахи был залит чем-то буро-коричневым. Грязнуля, не следит за своим видом, но это не смертельно.
— Я хотел вас предупредить… Нет, даже помочь… Спасти от этого. — Он указал в дальний угол кухни.
Олеся понимала, что он не указывал на что-то конкретное, но все равно посмотрела в ожидании увидеть мумий прошлых хозяев. Там никого не было, и это ее удовлетворило.
— Я бывший хозяин этого дома…
Олеся присвистнула. Наташа ударила по столу ладонью, не очень беспокоясь о досуге домочадцев.
— Не врите! Зачем вы назвались чужим именем?!
— Я назвал вам свое имя…
— Да? Ну тогда, быть может, вы мертвы?
Он улыбнулся, не зло, наверное, даже печально. Олесе впервые с начала разговора мужчина понравился.
— Да. Я убил себя три дня назад в гостинице.
Олеся даже привстала и попыталась обойти гостя.
— Я понимаю, что это звучит нелепо, но я сам только сегодня узнал об этом. Мне рассказала цыганка… — он замолчал. — Я долго бродил по городу, пытаясь понять, где правда, а где ложь. Меня никто не увидел… — Он поднял глаза на онемевшую Наташу. — Меня никто не видит, кроме слепой цыганки и вас с сестрой.