Впрочем, что им остается? Только смотреть. Никому ее не отдам, она моя. Крепко прижимаю малышку к груди. Отмахиваюсь и от мыслей об Уиллоу, и от крутящегося в голове имени Руби. Мою дочку зовут не Руби.
От размышлений отвлекает звонок домофона – громкий, нахальный, настойчивый. Разве можно так трезвонить, я же ребенка кормлю! Пусть не материнским молоком, а убогой смесью, и все же… Не знаю, в смеси причина или в домофоне, но тут малышка выталкивает соску язычком и снова принимается кричать.
Подхожу к окну и выглядываю на улицу. Возле двери нашего подъезда, украшенной стеклянными панелями, стоит моя подруга. Моя лучшая подруга Дженнифер. В обеих руках держит стаканчики кофе из «Старбакс». Одета, как всегда, в больничную форму и джинсовую куртку. Волосы треплет порывистый чикагский ветер. Торопливо пригибаюсь, пока Дженнифер не заметила меня в окне. Остается надеяться, что она скоро сдастся и уйдет. Не могу сейчас с ней встретиться. Дженнифер примется разглядывать мое неровно застегнутое роскошное платье, слишком яркий для меня макияж – отчаянную попытку завлечь, соблазнить… Теперь вся косметика размазалась по щекам. Розовые трусики и нейлоновые чулки свернуты в комок, черные туфли на каблуках в очередной раз не пригодились.
Дженнифер, конечно, сразу примется спрашивать, что происходит. Начнет выведывать и про Грэма, и про ребенка. Ну, и что я ей скажу? Как объясню все это? Домофон продолжает звонить. Стою на коленях, прижимая к себе плачущего ребенка. Осторожно выглядываю поверх подоконника. Выставив ладонь козырьком, чтобы солнце не светило в глаза. Дженнифер смотрит наверх, на наше окно. Почти падаю обратно на пол, не уверенная, заметила она меня или нет. Едва не роняю ребенка. Сидим, скрючившись под низким подоконником.
– Тише, тише, – с отчаянием в голосе уговариваю рыдающую малышку. – Пожалуйста, не надо плакать.
От стояния на твердом полу начинают болеть колени.
Тут домофон замолкает, и начинает звонить мой мобильник. На дисплей можно даже не смотреть. И так знаю, что это Дженнифер. Хочет узнать, куда я подевалась. Если подруга звонила ко мне в офис, там ей, конечно, сказали, что у меня грипп. Секретарша Дана в красках описала, как я страдаю, и лучшая подруга решила навестить больную со стаканом горячего напитка – кофе или чая. Дженнифер желает мне добра, а я от нее прячусь. Стою на коленях на паркете и умоляю малышку не плакать, замолчать.
Наконец и домофон, и телефон затихают. Теперь слышен только плач девочки. Осторожно поднимаюсь с колен и вижу, что Дженнифер ушла. Подруги нигде не видно. Как сквозь землю провалилась. Окидываю взглядом улицу, высматривая потертую джинсовую ткань, но замечаю только соседку, старушку с нашего этажа. Судя по сумке на колесиках, направляется за продуктами в магазин.