Бабаян опасливо сел на кресло, рядом устроилась какая-то молодая парочка, не стесняющаяся миловаться на виду у всех. В Бейруте все жили так, как будто завтра — последний день Помпеи. Никто из тех, кто жил сегодня — не знал, будет ли он жив завтра...
Особенно хорошая была девица. Черные как смоль волосы, пухлые, ярко-красные губы, большие, чуть косые глаза...
Шаттл, скрипнув, остановился у выхода в аэропортовское здание. Стекла не было, вместо него лежали мешки с песком. Двое солдат — переговаривались между собой, не обращая внимания на пассажиров, у них были длинные, черные автоматические винтовки, мелькавшие в репортажах с Гренады. Бабаян вдруг понял, что видит перед собой американских солдат, а им плевать на него, советского, и на всех остальных тоже.
Его подтолкнули вбок — и он пошел дальше.
Аэропортовское здание было небольшим по современным меркам — хотя когда то это был один из красивейших аэропортов Востока и самых современных. Внутри — наскоро залатанные пробоины в стенах, разномастное оборудование, часть кондиционеров не работает, очереди перед таможней. Когда здесь была гражданская война — аэропорт тоже был в зоне боев, его брали израильтяне, тут побывал даже их спецназ, в качестве мести за какое-то нападение на Израиль взорвавший на поле все самолеты местной авиакомпании. В восемьдесят втором израильская армия осадила город — но отступила, так ничего и сумев сделать. До сих пор вон — дыры в стеклах от пуль, а может, это еще и свежие. Место, конечно страшное...
Абу подтолкнул в сторону
— Нам сюда.
Они отошли в сторону от основной очереди. Несколько таможенных постов — тперед одним из них очереди не было совсем. Бабаян понял, что это что-то вроде депутатской комнаты в советских аэропортах.
Абу снова подтолкнул его
— Смелее
Около усатого, с глазами навыкате таможенника — стояли двое. Легкие костюмы, у одного — он откровенно топорщится под мышкой. А вот и представители свободного мира...
Бабаян положил паспорт на столик, таможенник открыл его и что-то спросил. Не на английском, на другом языке.
— Sorry I don't understand... — сказал Бабаян
Таможенник что-то начал говорить по-английски, но тут один из встречающих ответил таможеннику что-то на его языке, и похлопал его по плечу запанибрата. Таможенник открыл фальшивый паспорт, и стукнул туда настоящую визу...
Сзади снова толкнули — это начинало надоедать — и Бабаян пошел вперед.
В зоне для встречающих — суета и толчея, много людей с табличками. Попадаются названия газет и телекомпаний, потому что Бейрут уже много лет не сходит с полос газет и экранов телевизоров, все знают что тут идет война. Народ разномастный, одетый ярко, женщины довольно откровенно. С улицы доносятся сигналы такси, на выходе — мешки с песком, солдаты, пулемет. Стекла тоже — наполовину целые, наполовину выбитые на стенах явные следы от шрапнели. Обстановка какой-то веселости, даже лихости, которую совсем не ожидаешь встретить в месте, где уже больше десяти лет идет гражданская война.