За годы рабства она привыкла жить в ненависти, дышать ею. Раньше рядом находился Αндрос, которого так удобно было ненавидеть — он не переставал давать повода. Не оставлял без внимания ни одно оскорбление, ни один дерзкий взгляд, отвечая на них насилием или издевательствами.
Сдержанность Равендорфа бесила и пугала. Лишала уверенности, предсказуемости.
— Скольких ты убил?
— Не думаю, что вам нужно знать ответ на этот вопрос.
— Не помнишь? — она скривилась, чувствуя, как ярость, застилает глаза алой пеленой. Злость на его спокойствие. На то, что он продолжал быть до отвращения вежливым, вынуждая ее все дальше заходить за грань. Ди Небирос давно бы уже потерял терпения, вздумай она дерзить ему в подобном тоне. Α этот — сдержанная сволочь…
— Помню. Но это мое дело.
— Среди них было много женщин? А детей? Интересно, а младенцев тебе убивать приходилось? Они, конечно, маленькие, но вдруг кинут соской в его неприкосновенное величество.
— Повторюсь: это не ваше дело.
— Скажи, а как ты их убивал? Сжигал? Χотя нет, ты же у нас добренький, анхелос все добренькие. Наверное закалывал побыстрее, чтобы не мучились…
— Довольно! — прикрикнул Равендорф, потемнев лицом.
В палитре эмоций проклятого анхелос больше не звучало раскаяние. Скорее уж смешанная с раздражением досада. Наама удовлетворенно ухмыльнулась и откинулась на спинку стула. От того, что она все же смогла выбить его из равновесия, стало спокойнее.
— Я не единственный Адский Охотник на службе у короны, Наама, — продолжал он, чуть успокоившись. — Из ди Вине на моем счету только Увалл и Отис.
Папа…
К горлу подкатил непрошенный горький комок.
— Я убил Увалла в честном поединке. И ничуть не раскаиваюсь в этом. Я бы сделал это снова.
Лжет. Иначе откуда в его ауре раскаяние и вина?
— Кто такой Отис?
— Ваш дядя.
Наама нахмурилась. Она не помнила никакого дяди.
— Старший, по отцу. Это было давно, ещё до войны за Освобождение.
В ровном фоне его эмоций что-то плеснуло — словно на дне моря заворочалось древнее и жутковатое чудовище. Слишком глубоко, не разглядеть очертаний. Можно только гадать по кругам на воде о размерах монстра.
Плеснуло и успокоилось. Словно не было ничего. Показалось.
— Моя демоническая сущность все равно отсечена, — мрачно сказала Наама, отодвигая чашку. — Поэтому я не смогу вызвать тебя на дуэль, чтобы отомстить.
— Вы, — и как же раздражало, что он, игнорируя ее фамильярность, упорно продолжал «выкать», - в любом случае не сможете этого сделать. Анхелос запрещены дуэли с демонами. Победителю отрежут крылья и отправят на каторгу, а я, знаете ли, как-то не горю желанием рубить камень в горах.