— А у него что, уже есть проблемы со здоровьем?
— Это вы меня спрашиваете — кто из нас доктор?
— Да, пожалуй, об этом лучше спросить Семичастного.
— И опять вы ошибаетесь. Органам госбезопасности строжайше запрещено проводить любые разработки высшей партийно-государственной номенклатуры. Если Владимир Ефимович позволит себе такое, то он продержится на своем посту лишь до момента, когда об этом донесут. А кому донести, в комитете всегда найдется. Кстати, к какой категории пациентов по вашей классификации относится Брежнев?
— К «никакой», — ответил я, а сам подумал — и стоило составлять глубоко продуманные планы по удержанию своих способностей в тайне, чтобы уже сейчас от них ничего не осталось!
— Жалко, — вздохнул Косыгин. — Я надеялся на большее.
— Ну так не теряйте надежду, еще рано. У меня в принципе есть возможность сделать «десятым» каждого, но она… хм… несколько своеобразная.
После чего я кратко пояснил, в чем именно эта возможность заключается.
Недостатком сообразительности Косыгин не страдал совершенно, поэтому он, естественно, сразу вспомнил инцидент с Шелепиным.
— Да, — подтвердил я, — так оно все и было. Правда, воздействие Антонова получилось непроизвольным, на волне эмоционального всплеска, и он тогда совершено не контролировал его силу. А если все будет происходить по заранее обдуманному плану, то, скорее всего, сможет как-то контролировать.
— Кажется, понимаю, — вздохнул Косыгин. — Вы не уверены, что у него все же получится дозировать усилия. Проверить это можно?
— Я к тому и веду речь.
— Значит, вам нужен безнадежный больной, который понимает свое положение и согласится на лечение с тремя примерно равновероятными исходами. Быстрая смерть, полное или почти полное отсутствие результата, выздоровление. Так?
— Почти. Этот человек должен быть сравнительно здоровым.
— То есть как — безнадежно больным, но при этом здоровым? Боюсь, что поиск может сильно затянуться.
— Я имею в виду, что у него еще должны оставаться какие-то силы. Чтобы он не стоял уже полутора ногами в могиле, куда его легко сможет отправить любое внешнее воздействие, не только мое.
— Та-а-к… а давайте попробуем.
Косыгин снял трубку одного из телефонов и коротко бросил:
— Евгений? Зайдите ко мне в кабинет.
Главный косыгинский охранник появился примерно через минуту.
— Как дела у отца вашего подчиненного, Валерия? — спросил его Алексей Николаевич.
Карасев косо посмотрел на меня.
— Молодой человек присутствует при разговоре именно потому, что, возможно, сумеет как-то помочь.
— Злокачественная опухоль головного мозга, — хмуро сказал Карасев. — Неоперабельная. Он сам военный врач, поэтому от операции, шансы на успех которой практически отсутствуют, отказался. От госпитализации тоже. Сейчас он дома, приводит в порядок дела. Врачи дают ему от двух до трех месяцев.