Кресло обычного для Эрмитажа стиля – изогнутые ножки, широкая спинка в резной отделке. Удивительно сохранилось. Кресло с облетевшей позолотой (но кое-где она еще осталась, золотистые искорки), с красной бархатной подушкой. Ткань выглядела потрепанной, пыльной – но целой. И мягкой.
– Фокус хотите? Сколько до него, по-вашему? – спросил Убер.
– В шагах? Или в метрах? – уточнил Комар.
– Без разницы. Так сколько?
– Ну, метра три.
– Ага, – сказал Убер. – Все верно. И сколько тебе нужно времени, чтобы пройти три метра? А, брат Комар?
Комар задумался. Видимо, тут какой-то подвох. Ловушка в полу? Что-то еще?
– Несколько секунд, – осторожно сказал он.
Убер хмыкнул.
– Мы замеряли как-то. Минимум двадцать минут – это мой рекорд. Седой шел минут сорок. Швейк – был у нас приятель, трепло редкое, но прикольный тип – три с лишним часа. Причем дошел совершенно вымотанный, даже болтать не мог, а это вообще нечто невероятное. Хочешь попробовать?
Комар пожал плечами.
– На фиг?
– И правильно, – сказал Убер. – Нет времени на опыты. Хотя интересно. Словно в стеклянном тоннеле идешь, причем свернуть нельзя. И повернуть назад тоже. Я когда шел, ветер дул навстречу, не очень сильный, но противный, промозглый, словно с холодного моря. Швейк утверждал, что ветер был сухой и жаркий, точно в пустыне. У него все лицо страшно обветрилось, стало багровое, как жопа павиана. Так что я ему верю.
– Убер, может, хватит болтать? – не выдержала Герда. – Мы же шли куда-то. Ты не забыл?
Комар мысленно согласился.
– Ага, – сказал Убер. – Привал, пацаны. Пересидим метель и пойдем дальше. Простоцарь, ты чего застыл?
Бывший царь стоял у огромного полотна, выполненного в розово-кремовых тонах – похожего на выставку кондитера, увлекшегося живописью. В полутьме зала молочно белело крупное тело женщины. Глаза женщины были веселые, под хмельком.
– Позднее барокко, – прокомментировал Убер. – Или рококо? Вечно их путаю.
Ахмет отвернулся. Замер. Снова – медленно – повернул голову к картине.
Показалось, что пока он не смотрел на картину, выражение лица женщины изменилось. Исказилось ненавистью.
Стало жутким лицом покойницы…
Ахмет вздрогнул. Затем повернул голову и внимательно посмотрел на женщину. Женщина улыбалась, глаза были веселые.
«Глюки у меня, что ли?» Ахмет на всякий случай отступил от картины на пару шагов. Ничего не изменилось. Но затылок заледенел. «Что тут происходит?!»
– Ох, – сказала Герда за его спиной. Ахмет скосил глаза. Не хотелось поворачиваться к веселой женщине спиной. – Вы видели?
– Что видели? – заинтересовался Убер. – А?