Громко топая – на этот раз специально! – он вернулся к входной двери и запер её на задвижку. Чугунный штырёк отчетливо клацнул.
Меркурьев решительно пошёл в сторону коридора и вдруг остановился и замер.
Книга. На столе лежала книга.
Когда он впервые вошёл в этот дом, сразу увидел книгу на резном старинном столике, лежавшую страницами вниз.
Только что он пил кофе и время от времени посматривал на неё!..
Василий Васильевич подошёл и посмотрел ещё раз.
Книга по-прежнему была на столе, но лежала страницами вверх.
– Я не брал её в руки, – сказал Меркурьев вслух. – Точно не брал!.. И здесь никого не было!..
Голос его потерялся, пропал в дубовых панелях стен, в вышине чугунной лестницы, в провале гигантского камина.
Он ещё помедлил, а потом взял книгу в руки.
Она называлась «Философия Канта» и была открыта на пятьдесят седьмой странице.
Меркурьев поднёс её к окну и с трудом разобрал:
«Итак, философ не испытал в жизни ни сильных радостей, ни сильных страданий, которые приносят с собой страсти. Его внутренняя жизнь всегда находилась в состоянии равновесия. Сам Кант полагал, что в такой спокойной, правильной жизни, проникнутой нравственным началом, и заключается счастье человеческое, и действительно, Кант был счастлив. В глазах современников Кант представлял образец мудреца, и таким же он будет в глазах грядущих поколений, вознесённый на эту высоту своими заслугами и чистотой своей жизни».
– И чистотой своей жизни, – дочитал Василий Васильевич последнюю на странице фразу.
Что получается? Как только он повернулся спиной, некто, в данную минуту невидимый, неслышимый и неизвестно куда скрывшийся, подкрался к резному столику, зачем-то взял книгу, перевернул её и задел при этом чашку.
Чашка звякнула, Меркурьев оглянулся, человек исчез, растворился во тьме.
Какая-то ерунда получается, и больше ничего!..
Интересно, где здесь включается свет? Нужно будет спросить у Виктора Захаровича!..
Решительно захлопнув «Философию Канта», Василий Васильевич вернул её на столик и пошёл по коридору на свет.
Из гостиной выглянула студентка и, увидев его, помахала рукой:
– Идите к нам! На улице холодно, в столовой банкет, а у нас интересно!.. Идите!
Меркурьев махнул рукой в ответ и, повинуясь духу старинного романа о привидениях, охватившего его в вестибюле, приоткрыл дверь в столовую.
Там пировали.
Двое одинаковых свинов, скинув с плеч одинаковые пиджаки, одинаково чокались стаканами. Виктор Захарович притулился рядом на краешке стула, как воробей рядом с орлами-стервятниками, терзающими добычу. Казалось, стервятники вот-вот перекинутся на воробья, только доедят павшую лань!