— Что это, Лин? Амулет? — хрипло сказал Эри и коснулся подушечками пальцев маминого кулона, что прятался под платьем. Камень молчал, а моё тело отзывалось дрожью. Слишком близко его пальцы к моей груди. Слишком остро хотелось большего. Запретного и постыдного. Мне казалось, что я плавлюсь. Как воск от пламени свечи.
— Это талисман, — я потянула за цепочку. — На удачу. Мама мне его сделала, но он не работает. Всё равно я его не снимаю.
Камушек выскользнул из-под ворота платья, но Эриман не отнял руку. Напротив: мне казалось, что он пробирается всё глубже под ткань. От этого трясло ещё сильнее, но я не могла оборвать эту сладостную пытку. Отчаянно хотелось чувствовать его рядом. Рассудок туманился, когда я думала, что можно ощутить в его объятиях. И он мог показать мне это. Сейчас.
Когда его рука осторожно скользнула глубже, я не выдержала. Изогнулась и со стоном подалась ему навстречу. Темноту наступающей ночи стремительно заливал свет: яркий и трепещущий.
— Работает. Но слабо, — тихо проговорил Эриман и, прижав ладонь к груди, стал ласкать её. Вгляделся в мои глаза, будто спрашивая разрешения и стиснул пальцы сильнее. Внутри серых радужек растекалась магма. — Я тебя… — он запнулся. — Ли-и-ин, ты так хорош-ша, — выдохнул Эриман, не отнимая руки. Вытворяя под платьем такое, что из меня дух выбило.
Он склонился ещё ниже. Мне показалось, что сложился вдвое. Почти не прикасался, а бродил теплом по плечу и дышал моей кожей. Ловкие пальцы под платьем забирали у меня остатки самообладания.
Я знала, что воспитанным девушкам такое не позволено, но не находила сил вырваться. Понимала, что пропасть между нами не сделалась уже, но прижималась к Эри всё сильнее. Осознавала, что, возможно, девка из секции была права, называя меня грязными словами, но не спешила прерывать его ласки. Лишь дышала чаще, безвольно откидываясь ему на грудь, и кусала губы, стараясь не застонать.
Лёгкие прикосновения перерастали в настойчивые, а странная поначалу боль — в удовольствие. Оно растекалось по телу горячими волнами, собираясь внизу живота. Я задыхалась от истомы, и с каждой секундой хотелось всё большего. Тревожные мысли отступали, становясь невообразимо незначительными. Вместе с ними уходили сомнения. Эриман знал, что делает. И знал, как это нужно делать.
Привстала на цыпочки и потянулась к его шее. Впилась в кожу отчаянным поцелуем, вбирая в себя его вкус.
— Умоляю, остановись, — прошептала, облизав губы. А потом его пальцы сжались сильнее, пустив по телу острый спазм, и я почти закричала: — Нет! Не останавливайся!