– Я вообще-то должен тебя допрашивать, ты забыла?
– Сейчас ты не на работе, так что ложись спать.
– Почему тебе так нужно, чтобы я заснул? Надеешься запрыгнуть в постель сразу после этого?
– Вообще-то мне нравится тишина, которая наступает сразу после того, как ты засыпаешь.
Райден оглядывает комнату:
– Знаешь, мне трудно уснуть, когда в комнате такой бедлам. Я, наверное, посижу, пока ты не отключишься.
У меня нет на это времени. Кроме того, рискованно притворяться спящей в надежде, что он тоже уснет. Я могу на самом деле заснуть, и тогда вся ночь пойдет насмарку.
Я раздражена. И может, если бы я не была раздражена, то так быстро не пришла бы к этому решению. Но, просидев целый день в комнате, я чувствую нетерпение. У меня ноют ушибы на лице. Я не выспалась и, честно говоря, все еще голодна.
И тогда я начинаю петь. Глубокую, успокаивающую мелодию. Напевая ее, я чувствую, как все мое тело вибрирует от энергии. Я ощущаю кожей каждый уголок комнаты. Чувствую, как звук моей песни отражается от деревянных панелей, тонет в простынях, доходит до ушей Райдена.
Он подходит ближе, стараясь лучше расслышать мелодию. Чтобы побаловать его, я сама иду ему навстречу. Взяв его за руку, я веду его к постели. Поддавшись моему воздействию, он следует за мной. Я знаю, чего Райден хочет в жизни. Любви и принятия. Я мысленно вплетаю это в свою песню и приказываю ему уснуть и забыть, что он слышал ее.
Ему ничего не остается, кроме как подчиниться.
Я чувствую зов океана. После этой песни я всегда его чувствую. Болит грудь. Внутри печет, и мне хочется нырнуть в прохладную воду, где жар утихнет, а моя душа успокоится. Сила океана нужна мне не для выживания, а только для того, чтобы снова наполнить мою песню, укрепить ту часть моей сущности, которую я стараюсь ото всех прятать. Но восполнение моих способностей имеет свои последствия. Другая часть меня пытается взять верх, а я не могу себе этого позволить, пока не выполню свою задачу.
По большей части я – человек. Но, позволяя себе пользоваться даром, который передала мне мать, я становлюсь другой. И каждый раз, когда я должна снова подавить это в себе, что-то внутри меня умирает.
Еще до рассвета я тихонько возвращаюсь в комнату Райдена. Нужно положить ключ от комнаты ему в карман.
Но Райден, застонав, садится в постели. Я быстро шмыгаю от двери к столу и сажусь на стул.
– Что случилось? – спрашивает он, поднимая руку к голове.
– У тебя болит голова? – спрашиваю я. – Ты так стонал во сне.
– Нет, она не болит. Она как-то…
Я уже много раз пела людям эту песню. Те, кому я оставляла воспоминания об этом опыте, пытались описать мне свои ощущения. Говорили, что это эйфория. Счастье и удовольствие одновременно. Когда я усыпляла их, они всю ночь видели во сне меня. Когда я была ребенком, немногие позволяли мне пробовать на них действие этой песни. Но я все равно пробовала. Конечно, пытаться самой – это совсем не то же самое, что учиться у мамы, если бы она была рядом. Отцу со временем удалось скрыть мои способности ото всех, кроме немногих избранных. Он не хотел, чтобы конкуренты знали, какой силой я обладаю. Одного боевого искусства было вполне достаточно, чтобы считать меня опасным противником. А еще и быть при этом наполовину сиреной – это уже смертельно опасно.