— Как тебя зовут? Эй, ты! Как тебя называют?
Но он ничего не ответил, а человек с красной щекой жестом показал — он глухой. Потом прикоснулся к губам — да, и немой тоже.
А ремень, на который показал Краснощекий, помогал глухонемому, потому что тот не слышал приказов. Они поступали точно так же во время войны, на севере — связывались вместе, как только начинались какие-нибудь действия. Для глухонемого война была беззвучной, сказал Краснощекий. Он не слышал ни команд, ни выстрелов, ни бомб.
Солдаты расхохотались и прикладами винтовок начали подталкивать обоих итальянцев к вагону. Глухонемой на мгновенье обернулся на людей в штатском — в основном женщин и детей — сходивших с других поездов и глазевших на происходящее около поезда с военнопленными. Он посмотрел на громадную гору с плоской вершиной позади, которая, казалось, была вытесана из единого куска камня, на облака, цеплявшиеся за ее вершину, но тут же отцеплявшиеся и растворявшиеся в воздухе.
Марио Сальвиати повернулся обратно, потому что ремень врезался в его талию. Он поставил ногу на стальную подножку, схватился сильными руками за поручни и подтянулся в вагон. Внутри каждый подыскивал себе местечко получше, в суматохе все старались плюхнуться поближе к окну. Поскольку здесь уже не было оравших на них солдат, итальянцы могли расслабиться. Они выменивали сигареты у южноафриканцев на платформе. Сальвиати смотрел на двигавшиеся рты и жестикулирующие руки. Делая скидку на глухоту, товарищи позволили ему сесть у окна. Он просунул указательный палец под ремень. Потом глубоко вздохнул, и тут поезд тронулся. Сначала они пыхтели по предместьям, но постепенно домов становилось все меньше. Вспоминая дом, итальянцы жадно смотрели на виноградники, мимо которых как раз проезжали. Небо было ослепительно синим. Горная гряда застыла на горизонте, как буруны, вздымающиеся из моря. Чем ближе они подъезжали к горам, тем более прекрасным и открытым становился пейзаж за окном. Белые фронтоны отмечали наиболее процветающие фермерские усадьбы среди гигантских дубов.
В каждом вагоне находился один правительственный солдат. Он сидел впереди, лицом к итальянцам, и те несколько человек, что понимали немного по-английски, расспрашивали его о местности. Они переводили услышанное соотечественникам, и скоро все знали, что после пересечения гор они покинут страну виноделия, а мир будет становиться все суше по мере того, как они будут приближаться к дальним фермам на высоких равнинах, известных, как Кару.
— Кару. Кару. — Молодые пленные смеялись, смакуя экзотическое слово.