30
Ингмар воспользовался суматохой, царящей в замке, и вывел колдунью за ворота, набросив на нее дырявую попону, подобранную возле конюшни. Оказавшись на торжище, девушка резким движением сбросила попону, выпрямилась и, усмехнувшись, спросила:
– Скажи, господин, ты останешься со своим другом или пойдешь со мной?
– Не господин я тебе, пойду за тобой, куда скажешь! – датчанин удивился тому, что он произнес.
– Ты мне больше не нужен! Возвращайся к своему хозяину и забудь всё, что сейчас произошло.
– Но увижу ли я тебя снова? Как твое имя? Где искать тебя? – взмолился Ингмар, еще более удивляясь своим собственным словам.
– Ты и твои товарищи скоро окажетесь на острове снова, я тебе обещаю! Тогда и увидимся.
– Как я тебя найду? Я даже не знаю твоего имени!
– Меня зовут Хнот, – Когда девушка произносила имя, голос ее понизился и изменился, став грубым и хриплым, как шум водопада.
– Какое странное имя. У нас в древности так называли духов мщения, не знающих жалости, а ты на них не похожа.
– Я и есть мщение. А теперь ты всё забудешь! Прощай! – девушка дотронулась до лба датчанина здоровой рукой, тот упал как подкошенный, закатив глаза.
«Скоро пришельцы вернутся сюда, и роду Теслава придет конец! Тогда месть свершится полностью!» – голос ликовал.
«Ты будешь отомщена!»
«Они все умрут!»
«Твое проклятие многоголовому истукану исполнится, и он будет стерт с лица земли и забыт!»
Любомира, теперь уже окончательно превратившаяся в Хнот, обернулась к замку, злобно плюнула на землю, прошептала проклятие и побежала в сторону своего хутора.
Ингмар, окруженный детьми рыночных торговок, совершенно не понимал, как он оказался за пределами замка, да еще и лежащим на земле. Он резко сел, громко выругался по-датски, чем напугал детишек, которые разбежались, словно стайка потревоженных воробьев. Голова ужасно трещала, как после трехдневной пирушки. Шатаясь, датчанин побрел в сторону ворот замка, проклиная всё на свете.
В тот момент, когда ратники вытаскивали бесчувственного Харлунда из темницы колдуньи, а Хнот покидала замок, Казимира, до последнего тихо лежавшая на своем ложе, вдруг с хрипом вздрогнула всем телом и резко села, отбросив расшитое покрывало, которым ее заботливо укрыла Матушка. Теслав и собравшиеся у ложа княжны домашние от неожиданности отпрянули, и не зря. Казимиру в прямом смысле слова вывернуло наизнанку – всё, что она выпила и съела, оказалось на ее ложе. Она в испуге обвела изумленных домашних глазами и схватилась за голову. В еще больший ужас ее привело то, что, отняв руки от головы, она увидела в ладонях клочья своих черных волос, прилипших к испачканным рвотой пальцам.