Бред, бред… Просто не верится…
— Откуда вы его знаете? — спросила я.
— Кого? — не понял Пятиведерников.
— Фридлянда.
— Фридлянда?.. А… почему вы спрашиваете?
Склонился в мою сторону, заглянул в листки и отобрал.
— Извините, по ошибке попало. — Спрятал обратно в карман, посидел, побарабанил пальцами по столу. — Значит, знакомы?
— Нет, но приходилось слышать.
Помолчал.
— Приходилось слышать… То есть следует так понимать, что лично не знакомы. Почерк, однако, определили.
— Не почерк, скорее стиль. И тему. Почерк у него переменчив, а тема постоянна.
— Признаться, не заметил.
Тема постоянна, но как же утяжелился и усложнился текст! Сколько новой непререкаемой зауми. Несокрушимой гордыни. Выходит, прошлое окончательно похоронено и ничем больше не угрожает. Совсем, надо понимать, оправился, не тот уже до смерти перетрусивший, ищущий защиты и спасения у друзей и у собственной матери обанкротившийся муж и мыслитель. Ведь как растерялся, паршивец, в какое отчаяние впал! Не знал, как уж и вырваться из мышеловки. И ножками семенил, и скулил, и глядел столь жалобно. Чуть что — так он мигом и стушуется, и в соседнюю комнату… Вынюхивал, куда бежать и где спрятаться. А там, пожалуй, задним ходом, да и того… и все преследования останутся тщетными. И какая знаменательная фраза: «Помочь забыть, что они прежде всего родители». Забыть, что имеется дочь Таточка. А ведь Таточка сегодня уже взрослая девушка. Похожа ли она на Люсю? И довелось ли ей развиваться в обществе своего великого папаши? Хотя бы заочно…
— Откройте все-таки: откуда вы его знаете?
— Мой учитель… По жизни и по литературе. Образованный человек. Я ему многим обязан. Не будем обсуждать.
Многим обязан… Вот так: на всякий товар сыщется купец. На всякий крючочек своя петелька.
— Может, и образованный, но «ремонтер» — это не то, что он думает. «Ремонтер» — это офицер, закупающий для армии лошадей. От французского «снабжать, пополнять». Восполнение убыли лошадей в кавалерии.
— Все-то вы знаете, — цедит он. — Все знаете, только не все понимаете.
Почему же? Прекрасно понимаю — все хорошо, все нормально, жизнь продолжается. Люсенька лежит на Преображенском кладбище, а умный Фридлянд, прочтя бездну книг и освоив три иностранных языка, по-прежнему ведет обширную переписку с любезными учениками и ученицами. Мир узок и тесен — Пятиведерников знает Фридлянда. Состоит с ним в переписке. Знал ли он Люсю? Вряд ли… Хотя не исключено, что слышал какие-нибудь легенды позднейшего времени. Соответствующим образом отредактированные. Впрочем, насколько я успела заметить, Пятиведерников не из тех, кто интересуется чужими существованиями. Фридлянд для него — по литературной части. Почерпнуть нечто полезное. Высокоинтеллектуальное и ни к чему не обязывающее. Учитель пустословия. А для Фридлянда Пятиведерников — кусок неоформленного теста, воск, из которого можно вылепить новый типаж слушателя и почитателя.