Спасает нас Линда. Ей, видно, не впервой слышать историю со штормом и летающими крышами, и она деликатно напоминает, что им должна позвонить иногородняя бабушка. Фру Юнсон подхватывается и уводит свое семейство. Мартин провожает их до дверей и убеждает заходить почаще.
— Да, дорогая!.. — произносит он, возвращаясь в столовую и без сил валясь в свое любимое кресло. — Один-единственный раз… Единственный случай… В газетах писали: сто лет не было такого пожара…
Я понимаю — прием гостей, да еще с детьми, дело нешуточное — даже для такого неутомимого человека, как Мартин. Так и задремал в кресле. Правда, когда я принимаюсь убирать со стола, он тут же привычно вскидывается:
— Нет, нет, дорогая… Иди ложись… Отдыхай. Я сам…
— Ты тоже устал, — вяло сопротивляюсь я. Все-таки жалко его. Да, но, в конце концов, не я это все затеяла. И нужно еще уложить ребят — они в таком возбуждении от всех этих игр. Не так-то просто будет их утихомирить.
Новенькие вертолетики носятся по детской, пикируют друг на дружку. Лапа принимает самое активное участие в авиабаталии. Можно даже сказать, что она тут главный победитель — ни одной машине не удается миновать ее радостной шустрой пасти.
— Это не военные вертолеты! — заявляю я со всей решимостью. — А гражданские! И теперь они должны вернуться на свои аэродромы.
— Военные! Военные!!! — истошно вопят все три моих сына.
— Хорошо, — уступаю я во второстепенном вопросе, — но сейчас они берут курс на свои базы.
— Нет, они не берут курс! — отбиваются мальчишки.
— Так, — говорю я. — Тогда я забираю от вас Лапу. Ей пора спать. Она не может воевать тут всю ночь.
Эта угроза на них нисколечко не действует. Только напоминание об обещанном на завтра посещении «космодрома» — «космического» луна-парка — заставляет их кое-как смириться и отправиться в постели. С большой неохотой три юных фельдмаршала соглашаются временно укротить боевую технику и припарковать ее рядом с подушками. Я желаю им приятных снов.
Все замечательно, говорю я себе, опускаясь на тахту, в конце концов, не так уж плохо провели время. Юнсоны — вполне симпатичные и, надо полагать, порядочные люди. Куда приятнее иных гордецов… Можно подумать, что я всю жизнь вращалась в светском обществе… В академических кругах… Ничего подобного. Вспомнить только — мои ленинградские сослуживицы… Те еще интеллектуалки! А вышестоящие начальнички? Надутые болваны с партбилетами в кармане. Набитые жиром мешки с двумя подбородками и тремя цитатами из товарища Маркса-Брежнева. А я, между прочим, при встрече почтительно с ними здоровалась. Хоть и невысокая власть, но опасно близкая. Ежедневно ощутимая. Серая мышка должна проскользнуть незаметненько. Чтобы пуговка, не дай Бог, не оборвалась. Кивали — величественно. Но отчасти даже и благосклонно. Милые мои Людмилы Аркадьевны и Татьяны Степановны! Акакии Акакиевичи женского пола… Заветная мечта — норковый воротник в рассрочку! Представьте, как повезло товарищу Бадейкиной — ухватила очередь на ковер! Блаженны… Блаженны нищие духом… Нужно будет осведомиться у Паулины, пусть разъяснит, как христианские мужи трактуют это высказывание. Нищие духом — это ведь не те нищие, что стоят на паперти. Это скромные люди, живущие на советскую зарплату. Утомленные бытовыми проблемами женщины, мечтающие об итальянских сапогах. О нечаянном прекрасном кавалере, который возьмет и пригласит в кафе «Север». Блаженны товарищ Бадейкина и Краснопольская…