— Северное сияние, — мрачнеет он. — Случалось. Даже описывали. Торжество бушующих красок… Бушующее торжество… Нет, торжество леденящих душу красок… Не так: красочное торжество пляшущих ледяных… Не доводилось, уважаемая, выпускать стенгазету?
— А как же! В школе. Не то в третьем, не то в четвертом классе. Вместе с Ирочкой Грошевой.
— В четвертом — это не считается, — постановляет он. — Я имею в виду стенгазету «Северное сияние». В Воркуте. Знаете что? Вы будете Снежная королева, а я Кай. Сложу для вас слово «вечность». Из ледяных кристаллов. И помещу в стенгазете.
— Кай?
В самом деле, почему Паулина вечно называет его по фамилии? Должно же у человека быть имя — одной фамилии недостаточно! Даже такой затейливой.
— Вас зовут Кай?
— Угадали: Кай, но вразбивку. Требуется проставить недостающие буквы.
— Константин? Кирилл? Кай Юлий Цезарь?
— Не то, не то…
— Касьян? Климентий? Клементин?
— Сударыня — воображение!
— Каллиопий! Нет? Куприян?
— Близко, но не то. Не важно.
— Я буду называть вас Каравай. Чудесное имя. Оригинальное, свежее, душистое. И очень вам подходит.
— Как вам угодно. Действительно, Каравай — неплохо… Каравай-Каравай, кого хочешь выбирай! А как же все-таки насчет вечности?
— Только не из ледяных кристаллов! Сложите мне вечность из полевых цветов. Из красных маков…
— Не получится. Быстро вянут. Ледышки понадежнее.
— Но откуда же теперь ледышки? — весна…
— Вам показалось. Оглянитесь вокруг себя, и вы увидите, что в этом мире везде одна сплошная полярная ночь. Никакого просвета. США, Италия, Австрия и даже Австралия — весь этот так называемый свободный мир — гнусная насмешка! Непробудная полярная ночь!
— Тогда зачем же…
— Извиняюсь, советница, я тут ни при чем, это вы зазвали меня на кружку пива.
— Я?
— Вот именно! Утверждали, что в каждой бочке содержится баррель отличнейшего пива!
Я смотрю на бочки — я утверждала? Я и не думала ни про какие бочки. Ни про какое пиво. Действительно, громадные бочки — настоящие цистерны, бетономешалки! Составлены башней. Где мы — в остроге, в крепости? В осаде? В обороне?
— И ввели меня в заблуждение! — обижается он. — Как выяснилось, в них вовсе не пиво! В них, напротив, нечто совершенно сухое. Первосортный сухой порох! Мы с вами, сударыня, сидим на пороховой бочке. Я бы даже сказал — на груде пороховых бочек!
— Береги-и-ись!.. — просвистывает рядом протяжно.
Откуда-то сверху летит факел, а может, ракета. Я зажмуриваюсь, пытаюсь укрыться от взрыва — и просыпаюсь.
Какая чушь… Вот уж действительно — морока больной головы: ни смысла, ни связи — глупейшие липучие фразы… Пятиведерников. Впился, как заноза. Будто уж не о чем больше подумать. Кай… Может, Акакий Акакиевич? А все от того, что в комнате слишком жарко и душно. Вот откуда это странное свечение — над катком сияют все лампы, забыли, верно, с вечера выключить. А может, реле какое отказало. Трудно предположить, что кто-то там среди ночи упражняется в фигурном катании. Зато парк — подсвеченный парк — как на японской гравюре: светлые круги вокруг ламп, черные прочерки голых ветвей…