в годы Второй мировой войны, но в 1945 году был схвачен советскими войсками и через год повешен. Его соратник по кровавым делам, атаман Калмыков, в 1921 году допустил ошибку, бежав в Читу
[157], — неудачный выбор, учитывая его нападения на китайские военные корабли, — и вскоре был убит.
После ухода союзников японцы остались под предлогом, что им необходимо обеспечить безопасность своих граждан, проживающих в регионе. В результате японцы больше всего пострадали в результате самого жестокого столкновения между партизанами и войсками союзников, произошедшего в марте 1920 года. В Николаевске, расположенном недалеко от устья Амура, анархист Яков Тряпицын, командир партизанского отряда, сражавшегося на стороне красных, жестоко расправился с 700 японскими солдатами и мирными гражданами, а после неудавшегося нападения японцев отомстил городу, уничтожив около 6000 его русских жителей. Об инциденте стало известно в Японии, и вывод войск был отложен еще на два года.
После того как летом 1922 года японцы, наконец, покинули Сибирь, среди белогвардейцев началась паника. По мере приближения Красной армии, действовавшей под видом войск Народно-революционной армии Дальневосточной республики, тысячи русских бежали от нового режима за границу. 25 октября 1922 года красные войска заняли Владивосток, положив конец Гражданской войне, после чего Дальневосточная республика быстро вошла в состав РСФСР. Японцы продолжали оккупировать Северный Сахалин до 1925 года, оправдывая это компенсацией за резню в Николаевске. Общие потери японцев в Сибири составили 1500 человек, намного больше, чем всех союзников вместе взятых, и больше, чем было убито в Первую мировую войну.
Гражданская война оставила Транссиб в ужасном состоянии. Партизаны разрушили более 800 мостов, а после ухода союзников дорога оказалась полностью заброшена. Флеминг, как всегда, подобрал точные слова, чтобы описать то плачевное состояние, в которое пришла дорога, превратившаяся из национального инженерного триумфа и источника национальной гордости в место для трагедии и безнадежного отчаяния: «Как ни смотреть на этот проект — с надлежащей гордостью или с излишней тревогой, нельзя отказать Транссибирской железнодорожной магистрали в величии и почти жюль-верновской фантастичности. Теперь, менее чем через 20 лет после завершения, эта главная транспортная артерия, этот символ имперской мощи и имперского предвидения, потерял свое предназначение и свое величие. Вызывавшая чувство гордости железная дорога стала крестным путем, длинной узкой сценой, на которой разыгрывались бесчисленные трагедии… горе и нищета, трусость, боль и страх, холод, трупы и экскременты)