— Ты зачем пришла? Позлорадствовать? Упекла меня сюда, а теперь совесть мучает? Посмотреть пришла, как я тут, в «пансионате», устроилась?
Палата рассчитана на восемь коек. Все они заняты. Остальные семь пациенток замерли, смотрят на нас с интересом.
Мне неловко, неуютно. Хочется отдать передачку и скорее уйти. Внутренний голос уже молчит и ничего не предлагает.
— Сигареты принесла? — грубо спрашивает меня неопрятная опухшая женщина с большим щербатым ртом.
— Нет. — Я растерянно машу головой.
— Сколько стоит сделать человека психом, а? Расскажи, нам тут всем интересно! Полюбуйтесь, девочки, вот пришла мошенница, предательница, сволочь… — мать полыхает гневом, глаза красные, на губах запеклась слюна.
Она не признает наличие в себе болезни, влияющей на адекватность ее поведения, и злобно ищет виноватых в своем заключении в психушку. А что их искать-то — вот она я…
— Дайте, пожалуйста, телефон позвонить маме, — тихо просит кроткая девушка, почти девочка, сидящая на кровати у окна. — Я по маме скучаю…
У нее промытое нежное личико, взгляд Аленушки, и даже волосы заплетены в косичку с пробором. Не хватает платочка и сарафана для полноты образа…
Не задумываясь, я подхожу и протягиваю ей телефон. Она забирается на кровать с ногами в теплых вязаных оранжевых носках (наверное, мама вязала?) и вдохновенно набирает номер, который помнит наизусть. Лицо ее оживляется, появляется румянец.
«Господи, она-то тут как оказалась?» — думаю я, наполняясь сочувствием.
Возвращаюсь к матери под безжалостным дулом восьми пар глаз и спрашиваю:
— Скажи, что тут можно, что нельзя, что тебе еще надо для пребывания, я просто не знаю…
— Ничего мне от тебя не надо. — Мать поджимает губы, демонстративно отворачивается.
Ей нравится играть эту роль для благодарных зрителей — держать образ гордой и несломленной предательством женщины.
Она отрицает свою болезнь, как и большинство здешних пациентов: их искаженная реальность кажется им нормой, а все, кто так не считает, — враги. Как правило, врагами назначаются самые близкие родственники, для которых искаженное сознание человека становится ежедневной проблемой и зачастую представляет опасность для жизни всей семьи.
— Ты очень красивая, — обиженно говорит закутанная в пододеяльник женщина-мумия в самом углу.
— Спасибо, — приветливо улыбаюсь я в ответ.
— Прямо светишься вся. Здесь никто обычно не светится. Наоборот. Смердят.
— Она на сносях, не видишь? — вступается за меня Аленушка.
— Сигареты принесла? — снова спрашивает Щербатый рот.
— Нет, — снова отвечаю я, пряча недоумение.