— Тебя это волнует?
— Это.
Никогда не подозревал, что Гриша такой милосердный самаритянин.
— Я заберу эти папки?
— Забирай.
Он сгреб рукописи под мышку и молча удалился. А я завалился на кушетку: никуда не выходить, никого не видеть, думать и думать, сторожить картину до приезда брата.
Однако шаги над головой сводили с ума.
Я вскочил, схватил «Видение», опять улегся. Моя детская тайна, вечная… желто-зеленые травы на исходе лета… крови не было, мне померещилось. С картиной в руках я подошел к окну… Господи, опоздал! Все стерто, подчищено… белесое пятно в пространстве пейзажа между отроком и монахом.
— Пап, с тобой, наконец, можно поговорить? — В дверях кабинета стоял Коля.
Не то что говорить — я видеть его не мог. Трус! Еще осуждал ученичка.
— Ну?
— Тут в окрестностях шастает твой ученик.
— Где?
— Я видел его на озере.
— По водам, что ль, шагал?
— Что с тобою?
Сын смотрел очень серьезно, даже сурово. Поделом! Из-за нетерпения похоти потерять единственного близкого человека. Я указал ему на кресло возле стола и опять улегся на кушетку с картиной в руках.
— Это же твой Нестеров?
Я кивнул.
— Ты плохо выглядишь.
— Меня окончательно загнали в угол, Коля.
— Кто?
— Слушай, что она там все время ходит?
— Привычка такая. Я ей скажу, что она тебе мешает.
— Вы скоро поженитесь?
— Скоро.
Ответ столь быстр и тверд, что классическая исповедь (по Достоевскому) как-то отпала: стоит ли портить ему жизнь? («И себе!» — добавил насмешливый голосок.)
— Ладно. Что там с Юрой?
— Я пошел искупнуться. Где-то в двенадцатом. Подплывая к тому берегу, заметил его.
— Ты не ошибся?
— Ну нет. Лохматый, бородатый, пер напролом, как лось, через кусты. Но пока я подплыл, вылез… как сквозь землю провалился.
— Он тебя видел?
— Не знаю. В сторону озера вроде не смотрел. Я еще раз туда сбегал — не нашел.
— Еще раз… Дом оставался открытый?
— Машка здесь была.
— Вот погляди, — я протянул ему картину. — Ты не находишь в ней ничего необычного?
— Необычного?.. — Он всмотрелся. — Да нет… вот тут только краски как будто стерты.
— Да. Кто-то подчистил красное пятно, по-моему, отпечаток пальца.
— Ты что! Мы все осмотрели два года назад.
— Пятно было блеклое и стало видно только при ярком дневном свете, когда я внес картину в кабинет. Во втором часу. Мы с Аллой ушли в беседку. А вы?
— Мы еще кофе пили. И я опять пошел на озеро.
— Значит, дом был без присмотра примерно с двух до трех.
— Но Машка…
— Она претендент номер один.
— Ерунда!
— Номер один. Номер два — Алла, которая видела меня с картиной и, покинув нас с Гришей, могла зайти сюда полюбопытствовать. Сам Гриша: до беседки он наверняка искал меня в доме. Наконец, номер четыре — чертов ученик.