— Тогда что прощать? Юность?
Он молчал.
— Что прощать, Гриша?
Он повернулся и ушел в дом.
А я поплелся по знойной улице. В сонном воздухе, в зелени на обочине, за оградами, во всем летнем пестром пространстве ощущался тайный страх. Студенческие страсти, роковые цифры — 25 — кружили голову не ревностью, не злостью — ужасом. Как помнил я безрассудство и смелость моей Марго — на какую сделку пошла бы она, какой шантаж стерпела? Только ради сына. Ему двадцать четыре. Господи, как я одинок! Из скорбного списка действующих лиц и исполнителей я мысленно вычеркивал одного за другим, одного за другим…
Я стоял посреди кабинета смотрел на камень. В прихожей послышались приглушенные шаги. Резко распахнул дверь. Мария.
— Вас можно на минуточку?
Она пожала голыми плечами, блестящими от загара. Неловко мне было смотреть на нее, страшно, потому что, кажется, не знал я женщины желаннее — и ненавидел ее за жуткую эту зависимость, и презирал себя, твердя: «Ты сыщик, сыщик, сыщик — ничего больше!»
Мария вошла и уставилась на письменный стол. Каким-то сверхъестественным путем — клянусь! — я уловил симптомы: страх и азарт.
— Что это?
— Тяжелый серый камень.
— Ну — и что дальше?
— Возможно, тот, из письма, понимаете? Видите, какой необычный? С нашей улицы, я его узнал.
— Леон, — заговорила она низким своим, волнующим голосом; я отошел от греха подальше и сел в кресло, — расскажите мне все. Я никому не скажу.
И я чуть было не поддался, да опомнился вовремя, душой и плотью ощущая опасность, исходящую от нее.
— Пока особенно нечего. Но вам первой — обещаю.
Я соврал — и золотой блеск глаз приглушился, почти погас.
— Знаете, где его Коля нашел? На озере, на том берегу. Вам он встречался?
— Кто?
— Камень.
Она о чем-то задумалась.
— Мария!
— Я вспоминаю сон. Рассказать?
— Пожалуйста.
— По ночной улице идет человек, ветер развевает черные одежды. Под фонарем он оборачивается.
— И вы его узнаете?
— Я видела только губы — крупные и красные.
— Ну, это какая-то аллегория, слишком для меня умная.
— Это очень страшный сон.
— Страшный?
— Его одежда в крови.
— Да разве ночью на черной одежде видна кровь?
— Так ведь это сон.
Мне вдруг стало ее жаль.
— Вы всю жизнь прожили с Праховым?
— Да. Мама с папой погибли в автомобильной катастрофе. По вашему роману все потомки должны погибнуть — до какого колена?
— По моему роману грех убийцы взял на себя другой убийца — и проклятие перешло на него.
— То есть вы даете мне шанс пожить?
— Не надо, Мария.
— Вы же меня изобразили?
— Скажем банально: свою мечту.
— Неужели вы меня совсем не помнили?