Я вгляделся в фанатичные воспаленные глаза.
— Кто ж воспринимает такие заявления буквально?
— Значит, кто-то нашелся.
Оригинальный поворот темы, и в чем-то перекликается этот бред с последним нашим разговором с Марго, которая словно заклинала в сомнении: «Ты не виноват… не ты виноват»… А я и в мыслях никакой своей вины не держал.
— Кстати, еще один твой вывод. Из чего ты заключил, что моя жена вела параллельные любовные игры?
— Она меня из-за кого-то бросила.
— У вас же было назначено…
— Я пришел против ее воли.
Он помешанный — сверкнула мысль, осветив жуткие потемки, — он же почти признался: из «милости» пугнув Прахова, отомстил между делом, и свидетельнице — неверной возлюбленной.
— На вашем дне рождения, — продолжал Юра, опустив глаза, — у нас был разговор с нею в доме… на террасе. Она сказала: «Все кончено».
Он замолчал, словно проглотив комок — оскорбление, которое Марго сгоряча могла выдать, чтоб отвязался.
— «Другая большая любовь», — так она выразилась с усмешкой. Она была вся захвачена, вся не со мной. Я изменился, Леонтий Николаевич…
— Брось! Тебя и сейчас всего трясет.
— Изменился! Как она сказала, действительно все кончено. Трупа нет, улик нет.
— Куда ты ее спрятал?
— Нет! — он вскинул руки, как будто отталкивая что-то тяжкое, неотвратимое; трухлявый конец бревна под ним подломился; Юра сполз по крепостной стене на землю и так и остался сидеть полулежа, шепча: «Нет и нет!» Я отстраненно наблюдал за ним, как за дергающимся в паутине насекомым… Наконец сказал устало:
— Прекрати истерику.
Усталость и отчаяние… вот от этого тяжелого серого камня, подумалось внезапно. Все близкие — «свита», по выражению ученика, предатели — ведут на меня охоту. Все, кроме сына, умилился на секунду. Да есть ли у меня сын?
— Леонтий Николаевич, — заговорил Юра тревожно, — вы обещали рассказать про черного монаха.
— Ничего я тебе не обещал.
— Прошу вас, для меня это очень важно. Вы сказали, что я видел убийцу.
— Всего лишь предположение, доказательств нет. Если я их найду, обещаю тебя простить, — поколебавшись, я протянул ему руку и помог подняться.
Мы молча побрели через мрачные темно-зеленые заросли с темно-красными блестящими гроздьями ягод. Вырвались на солнечный простор.
— Зайдемте? — Юра кивнул на паперть.
Я вздохнул и пошел за ним. Усталость и отчаяние стояли в душе, как вода в болоте.
Как антисоветский интеллигент последнего призыва я изредка заходил в храм поставить свечку, окунуться в золотой сумрак абсолютно другого мира — другого воздуха, других слов, ликов и песнопений. Однако сейчас не стал возиться с бумажником возле свечной лавки, а просто постоял у входа. Не зная, что просить у Бога: найти труп жены?