Когда она вернулась, прижимая к груди, целую кипу журналов, я спросила:
— Ты рассказала папе?
— О твоем парне? Прости — твоем кем-бы-он-ни-был.
Я кивнула.
— Я могла упомянуть, что у тебя есть потрясающие новости.
Я закатила глаза.
— Только, пожалуйста, не устраивай большого представления, когда все придут, ладно? Я сама только начала привыкать к отношениям. Не хочу, чтобы меня расспрашивали перед половиной родственников. Я не хочу… — Я тяжело вздохнула. — Прежде всего, я не хочу, чтобы меня спрашивали, почему это я ни с кем так долго не встречалась.
Она образно застегнула молнию на своих губах.
— Хорошо. Спасибо. Я расскажу папе сегодня за ужином.
— Твоя бабушка останется на ужин, — напомнила она мне.
— Это нормально. Бабушке можно знать. — Она все равно, так или иначе, узнает это от мамы, если я решу не рассказывать. Они говорили обо всем…, несколько лет назад я подслушала, как они обсуждали мой разрыв, на кухне перед днем Благодарения. И бабушка назвала Джастина «вот говнюк». Женщина, которая считала такие слова как «дерьмо» неприличными, как и подстрекательными, и неприемлемыми. Поэтому должно быть она знает, что он ударил меня. Она никогда не упоминала это при мне, и это доказывало ее осмотрительность к секретам, уважение моей личной жизни, или старую добрую южную неловкость.
Я проглотила кофе, приняла душ, и провела весь полдень, выполняя поручения мамы, касающиеся вечеринки.
Встреча была, как и всегда — веселой, немного хаотичной, шумной, торжественно волнующей. Вечеринка стихла, когда начало опускаться солнце, как и маленькие дети, валились с ног от избытка веселья и сладостей, а мой дядя Кэн начал клевать носом, выпив слишком много Эгг-нога. Мама и ее две сестры занялись уборкой с эффективностью ОМОНа, пока я сплетничала с кузинами, к пяти все обнялись, прыгнули по машинам и помахали на прощание отъезжая, я, мои родители, и бабушка остались на пороге.
Я попыталась представить себя с маленьким ребенком и мужем, как у моей кузины Кэт. Она была всего на год старше меня. Я представила себя и Эрика с каким-нибудь топающим, миниатюрным человечком, разодетым для Рождества, маленькая семья. Конечно, еще слишком рано думать об этом. Слишком рано для наших отношений и слишком рано для меня в частности. И все же, вот она я, стою и фантазирую.
Мы сели ужинать в шесть, и едва разлив вино моя мама сообщила отцу и бабушке, что:
— У Энни есть интересные новости.
— О? — сказал папа.
— Это мужчина, — сказала бабушка.
Я посмотрела на нее.
— Почему ты так уверенна в этом?
Она пожала своими узкими плечами, слишком невинно.