Я вернула нас обратно к истории, но украдкой посмотрела на Коллиера. На его лице осталась тень улыбки. Должно быть, он тоже посмеялся над шуткой, и мне захотелось увидеть это. Услышать. Держу пари, его смех был довольно тихим — с легким выдохом, и косой ухмылкой. Не злобный, а всего лишь озорной.
Возможно, в один из этих дней я вызову его смех. Возможно, сегодня, во время «Источников».
Ага, точно. Мне везет, когда я хотя бы могу сделать вдох рядом с этим мужчиной.
У него заняло столько времени, чтобы подойти ко мне во время «Источников», что я начала поглядывать на свою грудь, проверяя достаточно ли хорошо видно красный цветок, раздумывая, вдруг, это не считается, и переживая, что этого недостаточно.
Затем, без пяти минут пятого, его высокая тень вошла в дверь, с листком в руке. Я помогала кому-то заполнять правовую форму, и, мгновенно почувствовала себя опьяненной и заторможенной, затрудняясь отвечать на его простые вопросы. Я извинилась, сославшись на жару. И не раздумывая, расстегнула пуговицы на кардигане и сунула его в сумку.
В ту секунду, когда я осознала это, я замерла. Обведя взглядом комнату, ожидая увидеть два десятка пар глаз уставившихся на меня с широко раскрытыми глазами, словно я разделась догола. Именно так я себя и чувствовала с оранжево-красным цветком, искрившимся на моей груди. Несколько парней действительно заметили перемены, но я одна, была той кто, чуть не умер от сердечного приступа.
Ровно в пять зазвенел звонок, и мужчина которому я помогала, сказал спасибо и собрал свои вещи. Я последовала его примеру, а Коллиер подошел ближе.
— Мне жаль, что я опоздал к тебе, — сказал он, смотря то на свитер, то на лицо, то на свитер, то на лицо.
— Мне тоже. Может на следующей неделе.
— Жаль, что ты увидела меня вчера, — сказал он тише. — В таком виде. Хватает того, что я застрял в этой пижаме здесь.
— Мне это не важно. Извини, что пыталась привлечь твое внимание. Мне никто не сказал, что вам нельзя ни на кого смотреть, когда вы работаете.
Теперь, почти шепотом он сказал.
— Чего не лишили бы меня, это стоило бы того, только бы услышать, как ты зовешь меня по имени.
От всего этого мне стало тепло, и я почувствовала себя глупой, и слишком одурманенной, чтобы что-то сказать. Он сменил тему.
— Могу ли я снова, предложит тебе кое-что к прочтению? — Он протянул сложенную бумагу — два листа.
Я приняла их, убрав в сумку.
— Конечно.
— Это мак, — сказал он, пялясь на мой свитер.
— Да, думаю так и есть. Ты разбираешься в цветах. — Или в опиуме.
От его легкой полуулыбки у меня скрутило живот, в хорошем смысле этого слова.