Проход был узким, и мужчина с мотыгой ступил на лужайку, покрытую снегом, чтобы пропустить меня. Когда он поднял свой взгляд, его темные глаза расширились.
Я остановилась, как вкопанная, чуть не упав на лед. Эрик выставил руку, придерживая меня, но точно также быстро отдернул ее, выглядя обеспокоенным от этого порыва.
Я вздрогнула, сердце забилось слишком сильно.
— О, мой Бог.
— Энни. — Его голос. Его тело. Весь он прямо здесь, передо мной.
— Ты здесь. Почему ты здесь? Почему ты здесь, где я работаю?
— Прости. Это моя работа — я работаю там, куда меня отправит город.
Долгое мгновение мы просто смотрели друг на друга, затем он перевел дыхание, казалось, успокоившись. Хотя бы один из нас. Об этом мужчине я думала, не переставая, но так и не видала его за пределами своих фантазий почти месяц… с момента нашего разрыва, — если это можно так назвать.
— Я боялся, что это может произойти, — сказал он. — Я бы предупредил тебя, если бы знал как. Меньше всего я хотел напугать тебя.
Паника немного спала, но я по-прежнему была словно под кайфом, переполненная адреналином.
— Иисусе…
— Прости. Можешь продолжать… — Он указал вдоль тротуара, приглашая меня идти своей дорогой.
Надо было, либо принять приглашение, либо стоять там, как парализованная, поэтому я приняла предложение.
— Спасибо, — глупо добавила я. — За то, что почистил тротуар. Береги себя.
И убежала. Почти буквально. Я обогнула парня с лопатой и солью, и поспешила за угол к парковке.
В безопасности своего кузова я повернула ключ и включила обогреватель. Я держалась за руль, и считала свои вдохи и выдохи, приказывая панике отступить.
— Это правда, — пробормотала я вслух, испугавшись собственного голоса. Он на самом деле был напуган тем, что это могло произойти. Я видела это в его глазах. И наша последняя встреча в Казинсе была такой же. Его глаза соглашались со словами — полные сожаления.
— Возможно, он даже начал забывать обо мне, — сказала я машине, выпуская пар. Эта мысль была как удар под дых. Почувствовал ли он ту же боль, что и я сейчас, от моей реакции? Мой побег и мои слова этому мужчине, «Да, я боюсь тебя». Он о многом умолчал, но нет, он не солгал. Лгала ли я, отдавая ему эти сладкие слова, чтобы, в конце концов, отобрать их? Солгало ли мое тело, ему только что? Убежав, сказав ему, что я по-прежнему боюсь, хотя сердцем понимала, что не боюсь? Черт.
Я могла вернуться.
И что я скажу? Я не могла придумать никакого вопроса — и никакого соответствующего ответа, который он мог предложить — который мог бы навести нас на хорошую мысль. Но вернуться сейчас домой, когда все так по-прежнему неопределенно…