– Слушай, а давай, – обрадовалась Рита.
Прислушалась к себе и поняла: похоже, это не обычное вежливое согласие, за которым никогда не следует действие. За ее обещанием стояло искреннее желание увидеться. Надо же.
– И ведь не вру, – сказала она Люське. – Действительно хочу пить с тобой кофе, чай и водку. Да хоть квас. Вернусь домой и сразу позвоню.
– Будешь смеяться, но я тебе почти верю, – ласково сказал он и положил трубку.
Рита удивленно покачала головой, расплатилась за кофе и пошла обратно, к Вергилиевой лестнице. Чутье опытного путешественника подсказывало ей, что в той стороне ее ждет великое множество городских достопримечательностей, включая пресловутую колонну, отмечающую конец Аппиевой дороги.
Поровнявшись с разрисованной стеной, Рита снова взглянула на карандашные портреты – все сфотографировала? Ничего не пропустила? – и остановилась, как громом пораженная.
С чего я вообще взяла, будто они на Люську похожи? – изумленно спросила она себя. – Люська совсем другой. Совершенно! А это – Сашка.
Сашка много лет была ее лучшей подругой; она, собственно, до сих пор оставалась самой лучшей и самой любимой, просто несколько лет назад они с мужем продали свою московскую конуру, купили домик в Черногории, а на сдачу – билеты на самолет в один конец. И как прикажете дружить в таких непростых условиях?
Рита, конечно, обещала часто приезжать в гости. И даже дважды исполнила обещание, но потом всякий раз, когда вставал вопрос: ну что, к Сашке или куда-нибудь еще? – понукаемая жадным любопытством, выбирала «куда-нибудь еще». Столько на свете разных прекрасных стран и городов, жизни не хватит сотую часть увидеть, поэтому ужасно жалко тратить время и деньги на поездки в одно и то же место, даже если преположить, что оно и есть самое прекрасное на земле. А Сашка – ну что Сашка, можно ведь письма писать, и потом, она сама хороша, засела в этом своем прекрасном Монтенегро, как медведь в берлоге, ее не то что в Москву, в соседнюю Италию, и то не выманишь.
Надо Сашке написать, – решила Рита. – Чем она хуже Люськи? Тем более, что портреты все-таки ее оказались.
Ей даже кнопки нажимать лишний раз не пришлось – нашла в папке «отправленные» готовый текст: «В городе Бриндизи неизвестный художник рисует на стенах твои портреты», – и переслала на Сашкин номер. Через несколько минут пришел ответ: «О-о-о! Это как?»
«Простым карандашом по старой штукатурке», – лаконично ответила Рита.
Сашка умолкла, очевидно, полностью удовлетворенная полученной информацией.
Прошлявшись по Бриндизи пару часов и добравшись до Кафедрального собора, который, по правде сказать, произвел на нее куда менее сильное впечатление, чем полностью покрытые граффити стены старых домов на Vico Glianes и пирог с черносливом в баре «Rosso e Nero», Рита некоторое время уважительно глазела на почтенное архитектурное сооружение, наконец, сочла свою культурную миссию завершенной и нырнула в одну из множества узких улиц, лучами расходившихся от Домской площади. Улица убегала вниз и, по Ритиным рассчетам, должна была привести ее к морю, причем в той части набережной, по которой она еще не гуляла. Такой расклад устраивал ее целиком и полностью.