– Все бывает, – говорю я. – Абсолютно все. Просто кое-что – редко и не со всеми. Но это не значит – ни с кем и никогда.
– Как хорошо сказано, – вздыхает старик. – Спасибо вам. Вы подарили мне надежду.
– Не за что. Я тут не при чем. Все как-то само получилось, – вежливо улыбаюсь я, и он наконец отпускает мой локоть.
– Вы же шли к морю. У вас не так много времени, чтобы тратить его на болтовню. Скоро закат. Ступайте.
Он разворачивается и уходит в противоположном направлении, а я озадаченно гляжу ему вслед. Тоже мне, старосветские помещики, черт бы их побрал, – думаю я. Развели, понимаешь, призраков былых возлюбленных, пугают бедных, бестолковых туристов. Совсем сдурели.
Я нарочно себя накручиваю, неплохо было бы сейчас искренне рассердиться на старика за всю эту белиберду, а то ведь, чего доброго, расплачусь от нежности и сострадания, не совсем то, что требуется беззаботному пляжнику. Мягко говоря.
Рассердиться так толком и не вышло, зато глаза высохли почти мгновенно, а потом мне наконец удалось сделать шаг, и еще один, и еще. Вот и правильно, сколько можно стоять соляным столбом среди сосен, море совсем близко, а закат, как справедливо заметил мой сбрендивший собеседник, уже не за горами, нечего топтаться на месте, вперед же, вперед.
Но не тут-то было.
Сперва из леса выскочила длинная лиловая тень собаки, черная болонка следовала за ней в сопровождении еще более длинной хозяйкиной тени. Наконец появилась и женщина – та самая покойница, чей безутешный супруг только что объявил меня медиумом. Ну-ну. Тень, по крайней мере, она отбрасывала добросовестно.
– Эрик сказал вам, что я умерла? – Она доверительно прикоснулась к моему плечу. – Мне очень жаль.
– Мне тоже, – бормочу растерянно. А что тут еще скажешь. Рука-то, между прочим, теплая, и дыхание щекочет мою щеку. Все бы так умирали.
– Я, разумеется, жива, как видите. Три года назад умерла моя сестра Йоханна, жена Эрика. Он думает, я – это она.
– Вот как, – киваю, тупо уставившись на нее. И, спохватившись, добавляю: – Я сожалею.
– Ничего, – отмахивается она. – Вас это не касается. Просто я не хочу, чтобы вы думали, будто увидели призрак. В конце концов, здесь не Дания.
При чем тут Дания, думаю я, какая, к черту, Дания. И только потом уже, задним числом, понял: она, конечно же, намекала на печально известного датского принца, который, встретившись однажды с призраком своего отца, так переволновался, что натворил потом дел, достойных пера Шекспира.
– Я любила Эрика всю жизнь, – говорит она. – Когда он женился на Йоханне, мне было пятнадцать лет. Вот с тех пор. Я даже, каюсь, пыталась его отбить, когда подросла. Ничего толком не вышло, мы всего-то два раза поцеловались, дальше не зашло, зато Йоханна рассорилась со мной навсегда. Впрочем, это даже к лучшему, по крайней мере, не пришлось четырежды в год ходить к ним в гости, и это пошло мне на пользу, я понемногу научилась жить своей жизнью, в которой не было никакого Эрика, зато хватало других хороших людей. Но любить его я так и не перестала. Для этого ведь не обязательно видеться… Хотите сигарету?