– Ага, – мрачно подтвердил я. – Население спасается от лютого зноя. Плюс шесть по Цельсию и ледяной ветер с гор.
– Ничего, ничего. Зато тебе есть, куда преклонить усталое бедро, – этот злодей был полон оптимизма.
– Жопу, – кротко сказал я.
– В смысле?
– Не бедро, а жопу. Если уж преклонять. Хочется точности в деталях. Это, наверное, от холода.
– А то у тебя, сироты, фляжки с ромом в кармане нет.
А кстати, есть. Положить я ее не забыл, а вот достать почему-то в голову не пришло. По всему выходит, я спасен.
– Спасибо, – сказал я. – Ты вовремя напомнил.
– Ну вот, – заключил Эдо. – Надеюсь, минут через пять ты наконец поймешь, что плюс шесть – это не минус шесть. При такой благословенной температуре уже вишни, небось, цветут.
– Цветут, – согласился я. – Вовсю. Возможно, через пять минут я перестану считать их дурами. Сейчас проверим. Время пошло.
Сунул телефон в карман и огляделся по сторонам в поисках подходящей скамейки. Подходящей – в смысле не каменной. Потому что куртка у меня короткая, как летняя ночь. Но, увы, не настолько теплая. Я же думал, на юг еду.
Единственной альтернативой хладным каменным насестам, окружившим трубящего ангела, оказался стул – тот самый, с гнутыми ножками и до белизны истертым гобеленовым сидением.
Я достал из одного кармана фляжку, из другого портсигар, уселся на стул и расслабился прежде, чем успел сделать глоток рома – стул был очень удобный, словно бы по моей мерке сделанный, таковы чудесные свойства старой мебели. А теперь вместо стульев, на которых удобно сидеть, стали делать стулья, с которых можно легко и без сожалений вскочить в любой момент; собственно, чем раньше, тем лучше. Таков, вероятно, дух времени.
Я закурил, спрятал фляжку в карман, но тут же снова достал и сделал еще один глоток. Не согрелся, но почувствовал, что мне вот-вот, буквально через несколько секунд станет тепло, и это обещание оказалось столь восхитительным, что я прикрыл глаза и замер, прислушиваясь к блаженному бормотанию организма. Я бы еще долго так сидел, но сигарета, сгоревшая на ветру почти без моего участия, обожгла пальцы. Я огляделся по сторонам, урны не увидел, в конце концов, сунул окурок в щель между камнями, поднялся и пошел куда глаза глядят.
Глаза, надо сказать, глядели во всех направлениях сразу, на возвышающуюся над городом твердыню Рокка, на шпиль кафедрального собора и на живописно облупившиеся стены домов в начале улицы Гарибальди, а ведь где-то здесь еще должен быть римский акведук, и разрушенный амфитеатр, и арка Друза, и фрески этого, как его – Филиппе Липпи, знать бы еще, что за хрен с горы, и… И, и, и.