Неторопливая электричка, которая, согласно расписанию, должна была доставить меня в Чивитанову ровно в полдень, подползла к платформе центрального вокзала только в двенадцать двадцать шесть. К счастью, я привык доверять дисплею собственного телефона, а то бы, пожалуй, растерялся: часы, установленные на перроне, показывали половину седьмого. Другие, на здании вокзала – без двадцати четыре. Уличные – девять пятнадцать. А на электронном табло над входом в почтовое отделение, мигали совершенно замечательные цифы: 92:38. Мне было приятно думать, что это и есть точное местное время.
Я прислонился к стене ближайшего дома, укрывшись в ее скудной тени, достал блокнот и записал:
Однажды жители города Чивитанова-Марке рассорились со временем…
Нет, погоди, почему это – «рассорились»? Наоборот! Я поспешно зачеркнул написанное и начал заново:
Однажды жители города Чивитанова-Марке заключили перемирие со временем. С тех пор оно течет, как пожелает, а они живут, как бог на душу положит, не сверяясь с ходом часовых стрелок. И только некоторые вольнодумцы каждый вечер тайком выставляют свои будильники в соответствии с сигналами точного времени, которые передают столичные радиостанции. Но тщетно: за ночь время в их домах успевает свернуться кренделем, трижды укусить себя за хвост, свести с ума все хронометры и настроить оказавшиеся поблизости радиоприемники на волну, вещающую из пятидесятых годов минувшего столетия.
Придурок, – ласково сказал я себе, пряча блокнот в рюкзак. – Седина в бороду, а бес – нет чтобы в ребро, как положено, все больше в лобные доли норовит. Медом ему там намазано. Причем я даже догадываюсь, каким именно. Знаю, висел я в ветвях на ветру девять долгих ночей[56]…
…И вот хотя бы поэтому тебе следует пожрать, – вмешался голос моего разума.
Я далеко не всегда бываю с ним согласен, но сейчас он показал себя с наилучшей стороны.
Не знаю, за каким хреном ты сюда притащился, – вкрадчиво продолжил голос разума. – Но если уж приехал на курорт, ступай на пляж. Там наверняка полно ресторанов – не факт, что приличных, зато с видом на море, по поводу отсутствия которого в радиусе нескольких сотен километров от дома ты так проникновенно ныл чуть ли не с Рождества.
У меня снова не нашлось возражений.
Городок, освещенный немилосердными лучами полуденного солнца, расплавленный ими до желейной дрожи, пропитанный густым ароматом когда-то зеленой, а теперь прожаренной до золотистой корочки листвы, вовсе не был похож на курортный рай. Где-то здесь, совсем рядом должно было быть море, я знал это не только теоретически, а видел его из окна электрички, которая почти всю дорогу ползла вдоль берега и только в самый последний момент свернула к вокзалу, так что я даже понимал, в каком направлении нужно идти. Но сейчас, плутая в давно неметенном лабиринте пустынных улиц, среди ослепительно белых и тускло-голубых стен домов, половина которых была наглухо заколочена, а другая наспех украшена вывешенным на просушку пестрым бельем, я почти не верил в существование моря – не только поблизости, а вообще, хоть где-нибудь.