Чивитанова не имела ни единого шанса мне понравиться, здесь не было ни красивых зданий, ни благоуханных садов, ни гор на горизонте, ни загорелых темпераментных аборигенов, ни даже обычной курортной публики, пестрой, расслабленной, разноголосой. Это раскаленное, безлюдное, запечатанное вязким сургучом безветренного полудня нагромождение ветхих двуэтажных домов и щербатых мостовых было начисто лишено обаяния, каким, как мне до сих пор казалось, обладает даже самое убогое и замызганное человеческое поселение, если оно стоит на морском берегу.
Прибавить к этому залитые едким потом глаза, взмокшую под рюкзаком спину, рот, пересохший до такой степени, что даже мысль о грядущем перекуре вызывала отвращение, и мы получим безупречно несчастного, жестоко обманутого в ожиданиях туриста, которому самое время вернуться на вокзал и уехать из этого унылого чистилища первой же электричкой, все равно куда. Однако настроение мое, напротив, улучшалось с каждым шагом, без каких-либо внешних причин и внутренних усилий; в итоге, я почувствовал себя совершенно счастливым, еще не добравшись до вожделенного моря, даже не ощутив его свежий аромат, так толком и не поверив в его существование. Черт его знает, почему.
Ног под собой не чуя от зноя и усталости, я вдруг вышел на неожиданно широкую улицу, пересек пустынную проезжую часть и оказался прямо перед входом в ресторан. Слева от меня тоже был вход в ресторан, и справа, да не один – десятки совершенно одинаковых, устланных дешевыми зелеными коврами проходов в прибрежные забегаловки, крепостной стеной вставшие на границе между городом и пляжами. Это были самые гостеприимные в мире крепости, построенные исключительно ради удобства и удовольствия грядущих захватчиков; их воздвигали в надежде на скорую капитуляцию, бесчисленные ворота были распахнуты настежь, а одуревшие от жары и безделья официанты призывно махали руками: сюда, сюда!
Нет занятия более бессмысленного, чем вдумчиво выбирать одну из абсолютно одинаковых с виду террас; тем не менее, я какое-то время бродил туда-обратно, а потом наконец преисполнился решимости и свернул туда, где было занято больше половины столиков. Не то чтобы я так уж жаждал общества, просто решил, что у этих людей, в отличие от меня, было время выяснить, какой из ресторанов-близнецов лучше прочих.
Я занял место на границе между светом и тенью, почти у самого выхода на пляж, сознательно пожертвовав относительно прохладным полумраком ради восхитительного вида на тусклое золото влажного песка и сияющую бирюзу моря, запаха которого я, впрочем, по-прежнему не ощущал, настолько неподвижен был воздух.